Разговор с тобой

[lizavetar96]

by  S is for Sibyl, PG, м/ж, мини, романс

- Найди время, чтобы помечтать, - повозка сама доставит тебя к звёздам. Найди время, чтобы любить и быть любимым, - это почётное право богов. Найди время, чтобы оглядеться вокруг, день слишком короток, не сиди взаперти. Найди время, посмейся – это музыка души...

- Найди время, чтобы помечтать, - повозка сама доставит тебя к звёздам. Найди время, чтобы любить и быть любимым, - это почётное право богов. Найди время, чтобы оглядеться вокруг, день слишком короток, не сиди взаперти. Найди время, посмейся – это музыка души. – я закончила декламировать эту странную, казалось всеми забытую, британскую молитву, а моя правая ладонь продолжала трепетно гладить твои волосы.
Покачиваясь словно в молельне, я на мгновение задумалась:
- Скажи, если бы ты мог говорить, используя лишь три слова, и не более, что это были бы за слова?
Ты повернулся ко мне и пытливо посмотрел в мои глаза:
- Что за мысли вечно приходят в твою странную голову, постоянно наводя там беспорядок? Почему твои вопросы всегда смущают мой разум, соблазняют своим простодушием и приковывают скрытым подтекстом? – он вдруг замолчал, поняв, что я совсем не слушаю его. Мой взор был обращен на рой пчёл, кружащийся у маргариток, лютиков и анютиных глазок. Их ритмичный танец, умиротворяющие гудение усыпляли моё любопытство, но вскоре опять вызывали и возбуждали его.
Я перестала гладить его волосы, мягкие у корней, но колючие и жёсткие у кончиков, они напоминали копны соломы на полях у нашего дома, по оттенку были как крылья бабочек Атлас... Как я люблю этих бабочек, извечно порхающих на расстояние одного выдоха, так буднично и по-хозяйски садящихся на наши шляпки, зонтики от солнца, и как я люблю его локоны, мирно лежащие на его воротничках, шарфиках. Чудные насекомые, густые пряди, переплетаются в моём сознании, превращаются в калейдоскоп, и я уже не способна отделить одно от другого. Я совершенно теряюсь от такого напора, от такой непринуждённости, и принимаю красоту и величественность, как должное и непререкаемое, нечто повседневное и извечное, рутинное и обыденное:
- Вот, если бы я могла выбрать из всех пухлых словарей и бесконечных энциклопедий, из всего многообразия нашего языка всего три слова…
На секунду я остановила свою плавную речь, и, отдышавшись, загляделась на твою непослушную прядь, а потом, встрепенувшись, продолжила, всё так же теребя твой локон:
- Твоё имя стало бы первым словом в моём кратком лексиконе, что бы каждый раз, когда ты мне нужен, каждый раз, когда бы я звала тебя, стоя у порога нашего дома, а ты, забывал обо мне, забывал о своём тихом, ждущим тебя друге… или если бы я всего лишь нуждалась в колыбельной перед сном, я бы просто шептала твоё имя, не прибегая к ненужным словам, перед которыми, что бы прокричать во всё горло, нужно три раза глубоко вздохнуть… - и я мотнула вихрастой головой, давая понять этим едким, «неудобным» словам, что они для меня лишь надоедливые мухи жарким июльским днём, что мне хочется прихлопнуть их, не жалея шёлкового веера, но они слишком неуловимы и практически неосязаемы для столь решительных действий, да и слишком трусливы и беспринципны для таких необратимых последствий!
- Второе – зеркало, да не смейся! – шепнула я, увидев его выражение лица, моя ладонь снова легла на его макушку. Театрально ойкнув, он игриво, украдкой взглянул на меня и снова обратился в слух.
- Да, зеркала это не просто кокетливые, дамские штучки, предназначенные для праздных девиц … когда бы я говорила «зеркало», это значило бы множество удивительных вещей. Например, наши с тобой глаза – зеркала, когда я смотрю в твои – вижу своё отражение в твоей радужке, а в моей радужке ты видишь себя, получается, мы видим себя в чужой душе, значит, мы можем прочесть мысли друг друга, даже завязнуть в их притягательности, как в трясине, значит, мы одно целое, неделимое и нерушимое, навсегда..., – я искоса глянула на тебя, желая узнать: не саркастичная ли улыбка преобразила твои точёные, немного трагичные черты, на которых обычно святилась печать игривой легкомысленности. Но, нет, ты участливо и сосредоточенно слушал меня, подперев кулаком подбородок, слушал, как я складно «напеваю» свои мысли, ритмично колеблясь взад и вперёд, словно оседлав мустанга. Хотя в реальности я лишь сидела на старых качелях, держась за потрёпанные канатики, под сенью многовекового клёна, а ты, облокотившись о мои коленки, посиживал на сухой, выжженной лужайке, подставив своё лицо полуденному солнцу и мягкому южному ветру… Я вздохнула:
- Третьим словом стало бы «красиво». Каждый раз, когда мы бы слушали нетерпеливого, Грига, буйного Пер Гюнта, цитировали саркастичных и утончённых Уайльда и Шоу, просматривали, усевшись у пламенно ледяного малахитового камина, акварели страстного Модильяни. Когда бы мы, не в силах оторваться наслаждались, таинственностью и мощью Стоунхенджа, приезжая в Уилтшир, к твоему дяде на Пасху, каждый раз ощущая сочный, цветочный аромат этой лужайки, прикасаясь языком к липкому, восковому мёду, кропотливо и тщательно собранному этими пчёлами – и я обвела рукой зелень вокруг нас старинные, смарагдовые клёны, рдяные, кумачовые, лиловые, пунцовые клумбы, буровато золотистые пасеки вдалеке, доводя себя до отчаянья из-за внезапно нахлынувшей грусти. Но я ещё не закончила, было не время замолкать и, сникнув, начать утешать друг друга, скорбя о скоротечности нашего лета:
- И каждый раз, – я быстро отвела от тебя взгляд, - я бы говорила тебе – «красиво», и ты бы понимал, что вертится у меня на языке, в моей хаотичной, беспорядочной голове, ты бы понимал, какой оркестр играет в моей душе и понимал, что сидишь прямо напротив первой скрипки в первом ряду… ты бы понимал, что там… - и я неловким движением дотронулась до своей груди. Казалось, я высказала и перечислила все строки и озвучила все мелодии на нотном стане моего причудливого сознания.
Потом я в который раз перевела на тебя свой взор, моя рука уже давно покоилась в твоей, ты заботливо и чутко вглядывался в овал моего лица, тонкие губы изогнулись в участливой улыбке, и ты тонкими пальцами, погладил мою левую бровь. Ты глядел мне прямо в глаза, видя своё отражение, отстранённое, но трепетное выражение лица и понимал, какие мысли вертятся в моей перевёрнутой голове, видел, как судорожно моя душа схватилась за свою скрипку, чуть ли не ломая завиток грифа, в нервном ожидание реакции зала на столь пламенную композицию… Ты ощущал, что чувствует моё… нет, наше с тобой красивое сердце… видя друг друга в своём великолепии и многообразии, мы, молча позвали друг друга, что бы дать нечто большее, чем то, что имели сейчас.
С этими крохотными тремя словами мы, казалось, поняли немного больше, чем то, что я хотела сказать, чем то, что под ехидными улыбками скрывал ты, чем то, что мы подразумевали вначале этого жаркого, июльского дня.