by S is for Sibyl, мини, PG, м/ж, романс
Этому уже года два, но пусть останется здесь.
ВолныНеповторимые, будоражащие как наконечники летящих стрел... сиюминутные... волны.
Моторная лодка взрезала озёрное брюхо, резко, непредсказуемо она разделяла мерцающий, водный покров на две части. Будто действительно орудовала разделочным ножом, будто на самом деле, озеро являлось таким же существом, как и его обитатели. Будто оно могло камнем опустится до земного ядра, или гибкой водорослью перевязать аквамариновой цепью все окружавшие его леса, или же было способно рыбой уплыть из под лодки и виляя хвостом исчезнуть у другого берега, притаившись за какой-либо скалою, а все парусники, яхты, лодки опустить на озёрное дно, так будто никогда оно и не принимало их на свой скользкую, прозрачную спину... Хотя, почему же! Разве не казалось мне озеро неуловимой, громадной камбалой, распростершийся блинчиком в каньоне, когда я опускала ладонь в воду, свесившись с лодки, пропуская этот волшебный, сверкающий под полуденным солнцем, жидкий лёд сквозь пальцы? Будто находясь в океанариуме, я жадно окидывала взглядом эту камбалу, распростёршуюся под нашей лодкой... несмотря на секундное появление солнца, в этот пасмурный, заходившийся дождём день, как восточная девушка, пряча лицо за паранджой при мужском скопище, она, вдруг забывшись, откидывает платок, а потом вновь укутывается им, в гневе, заходясь в стыдливых рыданиях... И каждый, находившийся на лодке, молящийся на забывчивость этой девы, вновь откинувшей паранджу, сейчас, невольно улыбается, подставив под лучи солнца не только лицо, но и оголившиеся души, как и Солнце, сбросив на миг, все свои внутренние, многослойные, запахнутые платки.
Чуть-чуть разомлевшие, мы ждём указания, что можно, наконец, запрыгнуть в миниатюрную, с мизинчик солнечной девы, парусную лодку, такую крохотную, что она кажется сувениром для туристов, утончённым, обманчиво влекущим в первый миг, а при ближайшем рассмотрении, фальшивым и слишком, хрупким. Я думаю, сейчас возьмусь за выбеленный бортик, а он помнётся в моих руках, как податливый хлопок или же отплыв на пару метров, пустит всех моряков ко дну, оказавшись вырванным из школьной тетради, листком бумаги.
- Кто пойдёт первым? Двое в первую лодку! Qui?! - Выкрикивает капитан нашего незатейливого судна, с виду простое, понятное каждому иностранцу слово, но все нарочно делают вид, что вопрос адресован не к ним. Кто пытается сложить пазл из облаков на небе, кто считает серые трещинки на белом бортике лодки, а кто проделывает ноготком дырку в спасательном жилете. Даже я, весь путь от пристани до этой неведомой точки на озере, ухватившись за борт, смеялась и повизгивала, то ли раззадоренная прыжками лодки по волнам, то ли окаменевшими, будто высеченными на надгробном камне лицами других девушек, то ли этой необычной смеси ледяной, озёрной воды, практически неощутимого покрапывания дождика, жарких и редких лучей зенитного солнца. А теперь? Оказалось, вся эта радость и непринуждённость, даже неукротимость, это ощущение дикого мустанга внутри меня... оказалось, всё напускное?
- С первыми поплывёт он, - и капитан указывает в сторону другого парусного судёнышка с юношей на носу, до того загорелой рукою, что пальцы выглядят хорошо прокоптившимися колбасками на довольно тонком для мужчины средних лет вертеле его руки, - Он настоящий специалист. N'ayez pas peur!
Dieu merci! Взывает моё естество, ты спас меня от позора перед судиёй, моей совести, ты спас меня от порчи чужого имущества, от боли в глазах в поисках микроскопических трещинок на лодке, от фантазийного, облачного сумасшествия!
Но я не отрицаю, что тут скрыто и другое... нечто отличное от осознания собственной трусости, скорее уж чувство любознательности к этому существу у которого с полчаса назад, одев этот безобразный, резиновый костюм, босой дефилируя по траве, крутясь вокруг своей оси, спрашивала:
- А мне идёт? - И подгибаясь от смеха, видела, как чуть розовеют скулы этого существа, а он сначала что-то бормочет, а потом, собравшись, говорит:
- На самом деле этот костюм идёт всем.
Да, наверное, именно из-за любопытства к этому существу, а не из-за избавления от собственных страхов и предрассудков, я последовала за своей отнюдь не подругой в этой бумажный кораблик, ощущая себя привилегированной под рассеянно-тоскливые взгляды сверху, с могучей громадины... С, уже теперь, Титаника!
И вот, я на одном уровне со спиной камбалы, протянув ноги до носа, чуть согнув их в коленях, дабы пальцы ног не опережали мою последнюю опору на водной глади. Волны, не замечая преграды в виде бортика, перекатываются через него, и продолжают свой путь, падая с другой стороны, при этом заливая мне щиколотки. При каждой встречи с этими "рыбными плавниками" я отстукиваю такт зубами, и дабы не вывалится за борт, придерживаюсь за левый борт, но каждую минуту вынужденно отпускаю и эту защиту. Будто вставляю пальцы в заранее приготовленную формочку из люда, а потом практически не чувствуя их, вытаскиваю, и машу в воздухе на подобие маскарадного веера, чудным образом повторяя действия как при ожоге. Другая девушка же сидит на карачках, и внимательно разглядывает запястье, ушибленное при посадке, что кажется абсолютно смехотворным, находясь во владении озёрных волн, своевольных и ретивых, она вцепилась глазами, в свои собственные, волосяные волны, из-за холода, так же грозно вставшие на её теле, как и природные.
- Тебе больно? - А, существо... Я отрываю взгляд от французского берега, на пристани казавшего недосягаемым, а теперь служившим мне практически маяком, и поворачиваю взгляд на нашего штурмана, как-то умудряющегося сидеть на той грани, что обозначала, где борт парусной лодочки, а где ледяная неизвестность.
- Всё хорошо, я не сильно ударилась, - наконец поднимает глаза моя знакомая, и мигом преуменьшает действительную боль, будто ото лжи небольшое покраснение зальётся загаром, а на место боли ступит истома.
Неожиданно, хотя вряд ли это слово применимо к капризному ветру, он меняет направление и тащит за собой парус, балка режет воздух, пуще моторной лодки, летящей прочь от берега, и я стараюсь придержать парус рукой, не давая ему воли.
- Отпусти, - командует наш штурман, и я незамедлительно отправляю парус дальше в пляс, будто отпуская воздушного змея в полёт, где роль лески играет ветер. - Никогда не противься ветру, иначе вместо того, чтобы помогать, оно пустит тебя ко дну. - Прекращает соответствовать образу заботливого капитана из кино, и проделывает неуловимые для моего уже простуженного холодом внимания, махинации с верёвками, крепящимися к парусу, и, закончив, обращает взгляд к озёрной глади.
- Спасибо за совет, - саркастично реагирую я, что совершенно не соответствует моему отрешенному от происходящего, настроению.
- Всегда, пожалуйста, - в тон мне отвечает существо, заинтересовывая некоторой дерзостью, не свойственной людям, избравшим своей стезей обучение других. Нет, от этого... веет отсутствием терпения и непостоянством, продолжай я придерживать балку, он запросто мог, дотронуться до моего запястья. Дотронуться до побледневших костяшек и практически неощутимо сжать, заставляя выпустить тёплое по сравнению с водой железо. А это было бы куда неожиданнее и удивительнее ледяной воды в середине лета, меня, познавшей плавники гигантской камбалы... даже неожиданней смертоносного ветра, решительно дохнувшего прямо в затылок.
- Откуда вы? - Вновь возвращаясь к теперь ему совсем не идущему учительскому шаблону, осведомляется штурман.
- Иран, - отвечает другая девушка, вновь погрузившаяся в увлекательнейшее путешествие по покрасневшим барханам кожи.
Я тоже называю свою родину, и спрашиваю о его.
- Я живу здесь, в Женеве, но мои родители из Штатов.
- Хм, я бы хотела оставить родной город и остаться здесь, - наверное, из-за впечатления от этих неповторимых, будоражащих как уколы неведомого мифического трезубца... сиюминутных... волн.
- А я бы хотел оставить это место и уехать в Америку, - это существо... этот юноша... он беспокоен как почтовый голубь... только прибыл на эту мирную землю, а уже стремится вновь отправится куда-то... неужели я могла сперва подумать, о перспективах его карьеры учителя?
Я говорю что-то о его акценте, не отрываясь от теперь уже швейцарского берега, у нашей кормы, где небольшой лесок как раз погружался во впадинку переносицы существа родом из Америки, но живущем в Швейцарии, деревца шли прямо по контуру ровного склона носа, сама пристань нависала над его плотно сомкнутыми, в сосредоточенности губами, а многочисленные яхты будто облокотились о его вытянутую, длинную шею... Он смотрел... Кажется, в сторону моторной лодки, и в ответ на какие-то замечания капитана, громко прокричал, соревнуясь с ветром:
- Je sais! Je sais! Je sais! - Нет, не бывать тебе педагогом, ты, существо дерзкое, не признающее критики! Ах, ты же, специалист! Сколько тебе? Шестнадцать? Худощавый, практически избавившийся от подростковой угловатости, из плеч, вроде бы уже полностью вытащили эту негнущуюся вешалку для одежды, неотъемлемый парнишичий, томмсойеровский аксессуар... Наверное, всё таки шестнадцать..,
Древо жизни, родина, первые очертания характера, пусть только эскизы, пусть только простым карандашом без возможности углубить рисунок, но хотя бы прибавим красок, хотя бы постараемся угадать расположение света и теней...
- Сколько тебе лет? - Да, вот так.
- Попробуй угадать. - Игра. Славно. Да того славно, что другая девушка, подняла свою сгорбленную, гусиную шейку, и оценив штурмана взглядом, первая высказала моё предположение:
- Шестнадцать? - Вполне-вполне, но мальчиковая детсковатость вопроса наталкивала на мысли...
- Шестнадцать? - ну, минимум, пятнадцать с хвостиком. Ну, давай, мне так нужны тени, а лучше пастель, акварель, масло!
- Четырнадцать, - а после последовали удивлённые расспросы, убеждения, нечто туманно похожее на комплименты, что разом помогло мне начертать каждый соломенный волосок, чуть подмоченные, потемневшие волосы, как карамель, растворившаяся в мёде, у самых концов, в районе висков. Загоревшая кожа, видимо каждодневное плавание под парусом сказалось, изгибы мускулов, пробивавшиеся сквозь подростковую худобу, видимо каждодневная борьба с ветром-воителем сказалась и глаза, чётко смотрящие вперед и ни на сантиметр ниже, видимо каждодневные стремления покинуть надоевший городок сказались. Но всё же... глаза... всматриваясь в них, проникая глубже и глубже, пользуясь тем, что этот... юноша устремлён к горизонтальной линии, я чувствую, что он из тех, кто глядит на вещи, будто мир не шар, а плоскость, чей край можно видеть, где каждого человека, как бы слаб и низок он не был можно высмотреть, где любая потерянная вещь, лежит где-то на поверхности, где мир всего лишь недвижная камбала, от взмывов плавников которой можно уклониться, чьи неуловимые взгляды можно ослепить... Да, посмотрев в его глаза, столь схожие с синеватой, прозрачной глубиной озера, чуть раньше, я бы углядела в естественности его взгляда то несоизмеримое, которое в большей или меньшей степени хранится в зрачках каждого... ощущение того, что глаза видят гораздо дальше и яснее, чем их обладатель может только догадываться...
- А как твоё имя? - Оно должно послужить названием твоему портрету. Что может быть честнее, чем назвать художнику картину в честь ее натурщика, мелькает в уже загрязнённым простудой мозгу, ах, нет, стой, моя ладонь полностью погружена в воду, как гребень расчёсывает спутанные за ночь девичьи локоны, так и я рассекаю озёрную гладь, а возможно ласково поглаживаю прозрачные рыбьи чешуйки, а эти действа означают лишь одно: жгучий холод уже исчез, и я слилась с озером в один несоизмеримый организм... Вот уже и ветер успокоился, верно, разомлев от солнечных полуденных лучей, восточная дева полностью показала личико, будто бы навсегда отбросив ненужную тряпицу и сейчас любовалась своим сиянием, разглядывая каждую свою черточку в мелких, потупившихся волнах, давно обратившихся в рябь.
- Тайлер. Чёрт, мы потеряли ветер, - поморщился Тайлер, давая мне возможность поставить на уголке картины краткое её имя.
- Как в "Бойцовском Клубе"? - Выплыла на поверхность первая же ассоциация, а болезненное сознание не успело проконтролировать ее появление.
- Именно, - ухмыльнулся юноша, и расправив плечи, указал на меньшие чем у актёров в том фильме мышцы, а после резко начал тереть ладонями собственные икры и плечи, - не ожидал, что будет столь холодно и накинул только спасательный жилет, забыв о костюме, - несколько виновато улыбнулся Тайлер, смущением своим, наконец начав оправдывать собственный возраст.
А возможно и к лучшему, подумалось мне, стоило вспомнить о несвежих, склизких костюмах, преображавших девушек в мужчин, а юношей в андрогинов.
- Мы поймали ветер, - краем уха услышала я шёпот юноши, и вновь его прямой, уверенный взгляд, будто его глазами смотрели Ветер, Стихия и Огонь Юности. Тот взгляд, после которого в голове точно обрисовалось, что он смотрит на нечто, что гораздо дальше и быстрее, чем то что видят остальные, и даже если они будут пытаться догнать его своим взором, он всё равно останется недосягаемым. На какую-то долю секунды, мне даже показалось, что наша Скорость схожа, нет, она просто берет начало из одного истока, и хоть и мчится разными путями, но зигзаги и дух её схожи, но... через мгновенье воодушевленье прошло, и мои глаза вновь понеслись в иное измеренье, быстрее... дальше... просто в иною плоскость...
И вот, моторная лодка вновь берёт меня и другую девушку на свой борт, а Тайлер, юноша желавший отправиться на родину своих предков, наш штурман, то, вновь, странное мне существо... доберётся до берега на бумажном кораблике, уже без попутчиков. И будто ничего и не было... Парусная лодочка колышется на опять же резких и рьяных волнах, из глаз Солнца брызнули совестливые слезинки, а ветер помчался за жертвами, посмевшими попрекнуть его Закон...
А озеро, и лодка, и я, всё те же, кто недвижно, кто изменчиво, продолжили своё партнёрство, но будто бы мне начало казаться, что озеро, это далеко не ленивая рыбина в каньоне, а лодка не просто нечто, придуманное людьми, осуждённое на вечное противостояние с "рыбными плавниками", нет. Скорее это влюблённые, обнявшие друг друга, порой в страхе, один отпрянет от другого, но после вновь, со страстью соприкоснется своими губами с его, иногда давая друг другу передышку, а после вновь слившиеся в объятиях... Так и продолжался этот град поцелуев, пока мы не достигли пристани, но озёрная гладь и моторная лодка... стык естественного, природного и искусственного, человеческого... та скорость и пропасть пролегавшая между ними напоминала расстояние, между ним и ей, мной и... существом... всегда нерушимое и прочное, как и мостик между нами.
Кажется, именно об этом мире пролегавшим между нами, о мире, который мы суждены делить были мои мысли сквозь болтовню других девушек: "Да, он такой...", "Уверена, настоящий француз"... Мысли, быстрее колёс автобуса увозившего нас прочь от берега, и мои глаза нарисовавшие картинку: вот бумажная лодочка, подхватываемая вздохами яростного ветра, кораблик под атаками дождя из солнечных слёз, моё болезненное, чудное, лукаво-грустное настроение, такое переменчивое, похожее на нечто теперь уже туманное и забытое...
Неповторимые, будоражащие как твои вздохи и прикосновения... сиюминутные... волны.