11.10.2013 в 20:51
Пишет prosto nik:Л.Висконти. "Гибель Богов".
В этом фильме красно-синего цвета, фильме-инструкции по борьбе за власть, показанном с точки зрения семейной драмы, нет положительных героев, у которых нет даже лиц, только маски, скрывающие их прогнившие души, одичавшие от безнаказанности.
Фон Эссенбеки, забывшие про сострадание, с ампутированной совестью, остро пахнущие лежалой мертвечиной, перегрызают прутья выработанных годами нравственных норм, и выпускают все свои самые низменные инстинкты на свободу.
Их пороки, с правильно расставленными акцентами, отвратительны, это духовная и физическая смерть, это искусство умирания, яростное и мстительное угасание, как будто они захотели прихватить с собой в могилу весь мир, это тишина, которая оглушает.
История "гибели богов", манипулирующих меньшинством, которое манипулирует большинством, начинается с разъедания изнутри семьи и человека, с крушения их ценностей с шекспировским или даже античным налетом; сгодится всё что угодно, лишь бы заполнить образовавшуюся пустоту в душе; а заканчивается идеологией сверхчеловека, вседозволенностью, массовым террором и войной за мировое господство.
Это как гибель вечных ценностей, "распавшаяся связь времен", где уже нет семьи, нет жизни, нет будущего в глупой попытке остановить время и повернуть его вспять.
Невозможно убежать от такой Германии.
Мартин фон Эссенбек(Х.Бергер), с дурной кровью, с агрессивными, высоко задранными скулами, с излишком мужских гормонов и почти прямой энцефалограммой, с заросшим шерстью сердцем, был даже не с двойным, а с тройным дном, и дно всё усеяно всякой пакостью типа мусора, хлама, грязи, битого стекла, подобное найдется в любом затопленном подвале, когда схлынет вода.
Его лицо, с полными злого умысла глазами, с улыбкой, выдающей все его эмоции с головой, поймай её в фокус тот, кому она предназначена, он умер бы на месте, а прежде, чем умереть, бросился бежать, не разбирая дороги.
Все его технические отверстия работали нормально, позвонки не сдвигались ни на миллиметр, лицо не изменилось, просто ушло в глухое подполье, научилось обходиться без света и чувств. Это была полная и абсолютная чернота. Он проживает свою жизнь так, словно находится на сцене, попутно осуществляя поверхностную диагностику организма своей матери. И это не было спасением души, он даже и не знал где его душа.
В этом артхаусном кино, как разновидности ужастика, зло циркулирует повсюду, непроницаемых мембран не существует, род человеческий един.
URL записиВ этом фильме красно-синего цвета, фильме-инструкции по борьбе за власть, показанном с точки зрения семейной драмы, нет положительных героев, у которых нет даже лиц, только маски, скрывающие их прогнившие души, одичавшие от безнаказанности.
Фон Эссенбеки, забывшие про сострадание, с ампутированной совестью, остро пахнущие лежалой мертвечиной, перегрызают прутья выработанных годами нравственных норм, и выпускают все свои самые низменные инстинкты на свободу.
Их пороки, с правильно расставленными акцентами, отвратительны, это духовная и физическая смерть, это искусство умирания, яростное и мстительное угасание, как будто они захотели прихватить с собой в могилу весь мир, это тишина, которая оглушает.
История "гибели богов", манипулирующих меньшинством, которое манипулирует большинством, начинается с разъедания изнутри семьи и человека, с крушения их ценностей с шекспировским или даже античным налетом; сгодится всё что угодно, лишь бы заполнить образовавшуюся пустоту в душе; а заканчивается идеологией сверхчеловека, вседозволенностью, массовым террором и войной за мировое господство.
Это как гибель вечных ценностей, "распавшаяся связь времен", где уже нет семьи, нет жизни, нет будущего в глупой попытке остановить время и повернуть его вспять.
Невозможно убежать от такой Германии.
Мартин фон Эссенбек(Х.Бергер), с дурной кровью, с агрессивными, высоко задранными скулами, с излишком мужских гормонов и почти прямой энцефалограммой, с заросшим шерстью сердцем, был даже не с двойным, а с тройным дном, и дно всё усеяно всякой пакостью типа мусора, хлама, грязи, битого стекла, подобное найдется в любом затопленном подвале, когда схлынет вода.
Его лицо, с полными злого умысла глазами, с улыбкой, выдающей все его эмоции с головой, поймай её в фокус тот, кому она предназначена, он умер бы на месте, а прежде, чем умереть, бросился бежать, не разбирая дороги.
Все его технические отверстия работали нормально, позвонки не сдвигались ни на миллиметр, лицо не изменилось, просто ушло в глухое подполье, научилось обходиться без света и чувств. Это была полная и абсолютная чернота. Он проживает свою жизнь так, словно находится на сцене, попутно осуществляя поверхностную диагностику организма своей матери. И это не было спасением души, он даже и не знал где его душа.
В этом артхаусном кино, как разновидности ужастика, зло циркулирует повсюду, непроницаемых мембран не существует, род человеческий един.
09.10.2013 в 18:25
Пишет prosto nik:Л.Висконти. "Смерть в Венеции".
"Красота принадлежит чувствам".
Фильм, почти без слов, улыбающийся ангельской улыбкой мальчика, снятый на маленькие деньги, но с большим чувством.
Встреча с абсолютной красотой смерти подобна. Познав неземной идеал, не к чему больше стремиться и нечего ждать. Это и наказание, и награда. Дар богов и небесная кара. Это гибель, но в самом прекрасном городе мира. Это «Смерть в Венеции».
Густав фон Ашенбах (Д.Богарт),прототип Малера, с истрепанным чувством собственного достоинства, заставлял думать о себе, как о человеке, жизнь, которого не задалась, жизнь которого полна разочарований и потерь, он гниёт в Венеции, он сидит на обочине, дожидается попутного транспорта, а его всё нет и нет.
Это была как первая юношеская влюбленность, это была как тоска по неосуществимой мечте, это была наркотическая зависимость от Таджио, от его глаз, от его губ, от его рта, это был поиск утраченного времени с глазами, темнеющими от запретных страстей, с расслабленной нежностью. Он уже ничего не замечает, кроме него.
Таджио, с абсолютно острой и чистой красотой, которую нельзя трогать, с беспардонно-римским носом, был словно ангел, потрескивающий своими стрекозиными, невесомыми крыльями. В нем было что-то, что заставляло сердце Густава учащенно биться. Его красота опаляет ресницы, он в жизни не видел таких прекрасных созданий.
Проникая в его одиночество, можно увидеть сожаление о несбывшемся, но не боль. Это крайняя его точка, возврата нет, Венеция, пронизанная холерой, не отпустит.
Густав, с маской смерти, с потеками темной краски, которая потекла по его лицу, чтобы застыть там навсегда, чтобы увидеть невозможное, уходящее навсегда, беспокойно заерзал, как будто его лишили одеяла в стылую холодную, осеннюю ночь. Время словно остановилось и сотни тысяч солнечных слезинок замерли подобно песчинкам пыли. Казалось, что это симуляция смерти, а не сама смерть, такая простая и невинная, как улыбка Таджио. Сумрачный город смягчается.
Положительно, по Д.Богарту убивался Оскар за главную мужскую роль.
URL записи"Красота принадлежит чувствам".
Фильм, почти без слов, улыбающийся ангельской улыбкой мальчика, снятый на маленькие деньги, но с большим чувством.
Встреча с абсолютной красотой смерти подобна. Познав неземной идеал, не к чему больше стремиться и нечего ждать. Это и наказание, и награда. Дар богов и небесная кара. Это гибель, но в самом прекрасном городе мира. Это «Смерть в Венеции».
Густав фон Ашенбах (Д.Богарт),прототип Малера, с истрепанным чувством собственного достоинства, заставлял думать о себе, как о человеке, жизнь, которого не задалась, жизнь которого полна разочарований и потерь, он гниёт в Венеции, он сидит на обочине, дожидается попутного транспорта, а его всё нет и нет.
Это была как первая юношеская влюбленность, это была как тоска по неосуществимой мечте, это была наркотическая зависимость от Таджио, от его глаз, от его губ, от его рта, это был поиск утраченного времени с глазами, темнеющими от запретных страстей, с расслабленной нежностью. Он уже ничего не замечает, кроме него.
Таджио, с абсолютно острой и чистой красотой, которую нельзя трогать, с беспардонно-римским носом, был словно ангел, потрескивающий своими стрекозиными, невесомыми крыльями. В нем было что-то, что заставляло сердце Густава учащенно биться. Его красота опаляет ресницы, он в жизни не видел таких прекрасных созданий.
Проникая в его одиночество, можно увидеть сожаление о несбывшемся, но не боль. Это крайняя его точка, возврата нет, Венеция, пронизанная холерой, не отпустит.
Густав, с маской смерти, с потеками темной краски, которая потекла по его лицу, чтобы застыть там навсегда, чтобы увидеть невозможное, уходящее навсегда, беспокойно заерзал, как будто его лишили одеяла в стылую холодную, осеннюю ночь. Время словно остановилось и сотни тысяч солнечных слезинок замерли подобно песчинкам пыли. Казалось, что это симуляция смерти, а не сама смерть, такая простая и невинная, как улыбка Таджио. Сумрачный город смягчается.
Положительно, по Д.Богарту убивался Оскар за главную мужскую роль.