Семейный портрет в интерьере.
Являются ли вспышки насилия инфантильным действом? Насколько инфантильно желание бить посуду/бросаться хлебницами в стену/сорвать со стены репродукцию Климта? Прощает ли инфантильность этого акта тот факт, что у человека вроде бы есть нехилая такая причина на подобную деструкцию? Что делать если черный чай с молоком и многократное прослушивания "Tangerine" не помогает? Я принимаю любые предложения, господа присяжные заседатели.
***
У моей матери появилась чудесная идея усыновить ребенка из детского дома. Услышала я об этом конечно же не напрямую, но мне в лицах и красках рассказали о том, что моей матери рассказали об этом, как о весьма модном действе. Причем нужен ей не 12-летний мальчик, например, а мелкий грудничок, чтобы, как она выражается, он ее любил. Более того первые десять лет бы его воспитывала няня, а она приходила бы к нему вечерами, желала "спокойной ночи" и таскала с собой по гостям, показывая его, как миленькую, маленькую копию самой себя, словом, повторилось бы все, что было со мной в детстве.
Когда она передала это отцу, он сказал, что не хочет такой же неудачный проект, каким оказалась я, и ему не нужен ребенок, который вновь не оправдает его надежды и амбиции, ведь тогда он его возненавидит. И я сейчас формулировки не беру с потолка, а так очень точно цитирую. Когда я услышала об этом, у меня появилось дикое желание предаться насилию и всяческому разрушению, так как аутоагрессию, как период в жизни, я уже пережила. Но потом, когда внутри неожиданно распустилась пустота, я так и не смогла просчитать и понять, что же я чувствую по этому поводу. Сейчас мне кажется, что я не чувствую ничего, но я прекрасно понимаю, что это защитный механизм психики против той эмоциональной лавины, которая жрет меня, я вот только этого еще не осознаю. Я бы сказала, что одна из моих проблем, это то, что я слишком много про себя знаю и понимаю, чтобы получить хотя бы немного умиротворения. Я очень редко знаю, что делать с этим знанием, но то что оно во мне есть - неоспоримо.
Мне сложно понять, что вызвало во мне столько бешенства и... боли? осознание того, что моя семья настолько инфантильна и эгоистична, что считает, что может купить ребенка и пользовать его, как игрушку для удовлетворения своего тщеславия и эго и для борьбы с их космическим одиночеством, или же то, что они эмоционально настолько разочаровались во мне и выбросили, как неудачный элемент собственной жизни.
Вспоминаются такие задевшие меня строчки из "Грязи": "My family left me. I think that my family left me". Забавно - несмотря на то, что я хочу оставить свою семью, мне больно осознавать, что она оставила меня первой.
***
Отец, как и все девчоночки с бложиков, посмотрел "The Normal Heart" Мёрфи, и рассказывая этот фильм мне, он невольно подстегнул меня задать подобный вопрос:
- А скажи... если бы я была лесбиянкой или би, как бы ты ко мне относился?
- Даже не шути на такую тему, ты не представляешь, как это сердце отцу царапает.
- Но все же?
- Ты еще спроси, как бы я относился к тебе, будь ты инвалидом.
Еще одно "забавное" открытие - мне всегда казалось, что в отличие от матери, от отца можно ждать сравнительно понимания в этом вопросе.
***
Потом я очень удачно поехала на встречу с Индейцем - после этого припадка бешенства, когда мне хотелось расколошматить добрую половину мебели, на меня накатила поразительная волна апатии - я не чувствовала ровным счетом ничего, кроме оглушающего безразличия. Сначала я села не на тот трамвай и долго ехала кругами, тупо уставившись в приоткрытое окно, и на плеере не было ни единой песни, способной вызвать у меня хотя бы отголосок любой эмоциональной реакции. Разве что "Brain Damage" Pink Floyd, ибо это было полнейшим you lock the door and throw away the key, there's someone in my head but it's not me.
Один из фактов, с которыми я столкнулась на этой бессмысленной трамвайной поездки, так это то, что я совсем одна перед лицом этих проблем, назовет их таким словом. Ни друзья, ни знакомые с психологией знакомые, никто кроме меня не может ни то что справиться с ними, но даже столкнуться с ними. Этими словами я не хочу сказать, что моя ситуация исключительна, ибо это совершенно не так, но я лишь пишу, что все случаи настолько индивидуальны, что никакого паттерна их решения попросту не существует. И мое полнейшее одиночество не является, на мой взгляд, вещью негативной, напротив, это абсолютно естественно. Солнце восходит на Востоке, Тим Бертон больше никогда не поставит хорошего фильма, глютеновые продукты - вкусные и вредные, люди всегда одни. И это, как раз из серии: я робот, но это нормально. Я одна, но это нормально. Только вот это сложно и наверное немного печально, но в последний месяц подобные вещи ничего кроме смеха у меня не вызывают. Но это ничего, зато стихи и проза кажется лучше писаться стали.
***
Мне кажется, если бы я обратилась к физическому насилию или просто там стала бы бить керамические чашки или рвать цветы календулы с корнем - мне бы полегчало. Но должно быть это очень незрелый способ борьбы с собственным бессилием. Странно то, что мне казалось, что за год определенной автономности, я должна была бы выработать иммунитет к семейным дрязгам, но нет, ничего я не выработала, дура я, дура.
Но все же, а какой тогда зрелый способ? Однажды моя бывшая хорошая подруга говорила, что стоит заниматься спортом до изнеможения, много учиться и работать и стараться забить голову чем-то другим. Только у меня в голове такая тоска, такая зелень, что хочется хотя бы как-то освободить себя - эмоционально ли, физически ли, все равно. Хочется узнать, что есть что-то кроме работы, что кроме ожидания хорошего будущего это будущее действительно есть.
***
«Войницкий (Соне, проведя рукой по ее волосам). Дитя мое, как мне тяжело! О, если б ты знала, как мне тяжело!
Соня. Что же делать, надо жить!
Пауза.
Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный, длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой — и отдохнем. Я верую, дядя, я верую горячо, страстно… (Становится перед ним на колени и кладет голову на его руки; утомленным голосом.) Мы отдохнем!
Телегин тихо играет на гитаре.
Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую… (Вытирает ему платком слезы.) Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь… (Сквозь слезы.) Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди… Мы отдохнем… (Обнимает его.) Мы отдохнем!
Стучит сторож.
Телегин тихо наигрывает; Мария Васильевна пишет на полях брошюры; Марина вяжет чулок.
Мы отдохнем!»
Антон Чехов. "Дядя Ваня".