Отмечаетесь в комментариях, я задаю вам самый интересующий меня вопрос о вас. Вы, соответственно, отвечаете и делаете себе такой. Можете ответить в комментариях, если не хотите постить у себя.
Ну и мне тоже задавайте. )

Вопрос от  Dva-Stula
Хочу спросить про твоё отношение к сексизму, и о том, как и почему я назову своих детей.
Я вообще не люблю слова, оканчивающиеся на "изм", то есть расизм, марксизм, нацизм, сексизм и так далее. Говоря о сексизме, я считаю это пережитком прошлого, то от чего человечество должно избавиться навсегда, и как мне кажется, эта проблема постепенно уходит из нашего мира. Женщины и мужчины действительно различаются и физически и ментально, это бесспорно. Многие меня убеждали, что ментальных различий нет, но все же они есть, и я готова настаивать, но разве различия должны приводить к презрению, пренебрежению, взаимоненависти? И я даже не собираюсь упоминать это затертое слово "толерантность", так как жизнь миллионы раз показывала нам, что доминирование одного пола над другим - бессмысленно, неестественно и попросту глупо. Один гендер не выживет без другого - это непреложная истина, и жаль, что некоторые этого так и не поняли до сих пор. Говоря о моем опыте, мужчины еще ни разу не указывали мне на мой пол в отрицательном смысле, никогда не было такого типа "женщина - на кухню!", а вот сами женщины иной раз любят вставить "мы женщины должны быть за мужчиной", или "мужчины думают не головой, а головкой", такие ремарки мне глубоко противны, и вызывают искреннее отвращение. Хотя, я надеюсь, что в какой-то момент сексизм перестанет существовать как явление.
Моих детей я назову Майклом, Мартином или Кристофом - в честь отца, ты понимаешь о чем я. Но если быть серьезной, то я определенно не назову их славянскими именами. Если же ситуация будет совсем безвыходной, то Софьей или Екатериной, так как все мои друзья либо Софьи либо Екатерины, а приятно назвать ребенка в честь прекрасных людей. Но, говоря о фаворитах, я люблю имя Шошанна, оно говорит о моей национальной принадлежности и звучит очень красиво. (Но опять же я назову дочь так только если буду жить в Европе, для России такое имя - самоубийство). Имена Боудикка, Скарлетт, Офелия, Матильда очень много значат для меня, так как все их носили извсетные литератруные героини. С мужскими именами сложнее, сложно понять почему, из славянских - Александр и Евгений - вновь литературные герои, из западных - Роберт, Джеймс, Бенедикт, Себастьян, Доминик - первые два звучат неимоверно красиво (у меня нет логичного объяснения), а последние три напоминают мне об английском рыцарстве. Но самый более вероятный вариант - Вивиан и Сирил, так звали сыновей Оскара Уайльда. На самом деле, я надеюсь прийти к консесу по этому поводу с моим мужем|женой, уверена, мы сможем договориться.

Вопрос от  Келль
Истинное искусство в простоте или совершенство кроется в деталях? Где разница между глубиной, детальностью - и переигрыванием, засахаренной такой красотой, оторванной от жизни? Любые рассуждения на тему.

Я думаю, чтобы ответить на этот вопрос я должна прожить еще лет так пятьсот, умереть, переговорить с Уайльдом, Дали, Рембо и Шанель на эту тему, и только тогда ответить. А пока...
Гигантская цитата из "Портрет художника в юности" Джеймса Джойса.– Чтобы закончить то, что я говорил о красоте, – продолжал Стивен, – скажу, что наиболее благоприятные отношения чувственно постигаемого должны, таким образом, соответствовать необходимым фазам художественного восприятия. Найди их, и ты найдешь свойства абсолютной красоты. Фома Аквинский говорит: «Ad pulchritudinem tria requiruntur integritas, consonantia, claritas»[217]. Я перевожу это так: «Три условия требуются для красоты: целостность, гармония, сияние». Соответствует ли это фазам восприятия? Тебе понятно?
– Конечно, – сказал Линч. – Если ты думаешь, что у меня мозги из дерьма, поди догони Донована, попроси его тебя послушать.
Стивен показал на корзинку, которую разносчик из мясной лавки, перевернув ее вверх дном, надел на голову.
– Посмотри на эту корзинку, – сказал он.
– Ну, вижу, – ответил Линч.
– Для того, чтобы увидеть эту корзинку, – сказал Стивен, – твое сознание прежде всего отделяет ее от остальной видимой вселенной, которая не есть корзина. Первая фаза восприятия – это линия, ограничивающая воспринимаемый объект. Эстетический образ дается нам в пространстве или во времени. То, что воспринимается слухом, дается во времени, то, что воспринимается зрением, – в пространстве. Но – временной или пространственный – эстетический образ прежде всего воспринимается отчетливо как самоограниченный и самодовлеющий на необъятном фоне пространства или времени, которые не суть он. Ты воспринимаешь его как единую вещь. Видишь как одно целое. Воспринимаешь его как целостность. Это и есть integritas.
– В самое яблочко, – смеясь сказал Линч. – Валяй дальше.
– Затем, – продолжал Стивен, – ты переходишь от одной точки к другой, следуя за очертаниями формы, и постигаешь предмет в равновесии частей, заключенных внутри его пределов. Ты чувствуешь ритм его строения. Другими словами, за синтезом непосредственного восприятия следует анализ постижения. Почувствовав вначале, что это нечто целостное, ты чувствуешь теперь, что это нечто. Ты воспринимаешь его как согласованное единство, сложное, делимое, отделяемое, состоящее из частей, как результат этих частей, их сумму, как нечто гармоничное. Это будет consonantia.
– В самое яблочко, – смеясь сказал Линч. – Объясни мне теперь про claritas, и за мной сигара.
– Значение этого слова не совсем ясно, – сказал Стивен. – Фома Аквинский употребляет термин, который мне кажется неточным. Долгое время он сбивал меня с толку. По его определению получалось, что он говорит об идеализме и символизме и что высшее свойство красоты – свет, исходящий из какого-то иного мира, в то время как реальность – всего лишь его тень, материя – всего лишь его символ. Я думал, что он разумеет под словом claritas художественное раскрытие и воплощение божественного замысла во всем, что claritas – это сила обобщения, придающая эстетическому образу всеобщее значение и заставляющая его сиять изнутри вовне. Но все это литературщина. Теперь я понимаю это так: сначала ты воспринял корзинку как нечто целостное, а затем, рассмотрев ее с точки зрения формы, познал как нечто – только таков допустимый с логической и эстетической точки зрения синтез. Ты видишь, что перед тобой именно этот предмет, а не какой-то другой. Сияние, о котором говорит Аквинский, в схоластике – quidditas – самость веща. Это высшее качество ощущается художником, когда впервые в его воображении зарождается эстетический образ. Шелли прекрасно сравнивал его с тлеющим углем: это миг, когда высшее качество красоты, светлое сияние эстетического образа, отчетливо познается сознанием, остановленным его целостностью и очарованным его гармонией; это сияющий немой стасис эстетического наслаждения, духовный момент, очень похожий на сердечное состояние, для которого итальянский физиолог Луиджи Гальвани нашел выражение не менее прекрасное, чем Шелли, – завороженность сердца.
Стивен умолк, и, хотя его спутник ничего не говорил, он чувствовал, что его слова как бы создали вокруг них тишину завороженной мысли.
– То, что я сказал, – продолжал он, – относится к красоте в более широком смысле этого слова, в том смысле, которым оно обладает в литературной традиции. В обиходе это понятие имеет другое значение. Когда мы говорим о красоте во втором значении этого слова, наше суждение прежде всего определяется самим искусством и видом искусства. Образ, само собой разумеется, связывает сознание и чувства художника с сознанием и чувствами других людей. Если не забывать об этом, то неизбежно придешь к выводу, что искусство делится на три последовательно восходящих рода: лирику, где художник создает образ в непосредственном отношении к самому себе; эпос, где образ дается в опосредствованном отношении к себе или другим; и драму, где образ дается в непосредственном отношении к другим.
– Ты мне это объяснял несколько дней тому назад, – сказал Линч, – и у нас еще разгорелся спор.
– У меня дома есть тетрадка, – сказал Стивен, – в которой записаны вопросы позабавнее тех, что ты предлагал мне тогда. Размышляя над ними, я додумался до эстетической теории, которую сейчас стараюсь тебе изложить. Вот какие вопросы я придумал. Трагичен или комичен изящно сделанный стул? Можно ли сказать: портрет Моны Лизы красив только потому, что мне приятно на него смотреть? Лиричен, эпичен или драматичен бюст Филипа Крэмптона? Может ли быть произведением искусства испражнение, или дитя, или вошь? Если нет, то почему?
– А правда, почему? – смеясь сказал Линч.
– Если человек, в ярости ударяя топором по бревну, вырубит изображение коровы, – продолжал Стивен, – будет ли это изображение произведением искусства? Если нет, то почему?
– Вот здорово, – сказал Линч, снова засмеявшись. – От этого воняет настоящей схоластикой.
– Лессингу, – сказал Стивен, – не следовало писать о скульптурной группе. Это менее высокое искусство, и потому оно недостаточно четко представляет те роды, о которых я говорил. Даже в литературе, в этом высшем и наиболее духовном искусстве, роды искусств часто бывают смешаны. Лирический род – это, в сущности, простейшее словесное облачение момента эмоции, ритмический возглас вроде того, которым тысячи лет тому назад человек подбадривал себя, когда греб веслом или тащил камни в гору. Издающий такой возглас скорее осознает момент эмоции, нежели себя самого как переживающего эмоцию. Простейшая эпическая форма рождается из лирической литературы, когда художник углубленно сосредоточивается на себе самом как на центре эпического события, и эта форма развивается, совершенствуется, пока центр эмоциональной тяжести не переместится и не станет равно удаленным от самого художника и от других. Тогда повествование перестает быть только личным. Личность художника переходит в повествование, развивается, движется, кружит вокруг действующих лиц и действия, как живоносное море. Именно такое развитие мы наблюдаем в старинной английской балладе «Терпин-герой»; повествование в ней в начале ведется от первого лица, а в конце – от третьего. Драматическая форма возникает тогда, когда это живоносное море разливается и кружит вокруг каждого действующего лица и наполняет их всех такой жизненной силой, что они приобретают свое собственное нетленное эстетическое бытие. Личность художника – сначала вскрик, ритмический возглас или тональность, затем текучее, мерцающее повествование; в конце концов художник утончает себя до небытия, иначе говоря, обезличивает себя. Эстетический образ в драматической форме – это жизнь, очищенная и претворенная воображением. Таинство эстетического творения, которое можно уподобить творению материальному, завершено. Художник, как Бог-творец, остается внутри, или позади, или поверх, или вне своего создания, невидимый, утончившийся до небытия, равнодушно подпиливающий себе ногти.
По мне, это самое полное определение красоты и искусства, что я когда либо видела. Ты возможно скажешь, что это, мол, слова Джойса, а как я думаю? А я действительно пока не могу сформулировать своего целостного, индивидуального мнения? Ели бы я могла - то писала бы прекрасные рассказы и жила бы не отклоняясь от своей эстетической теории. А пока я могу лишь писать и жить по наитию, балансируя от одной крайности к другой. Извини, но я действительно не могу сказать нечто точное и истинное.

Вопрос от  Инпу
Среди людей, с которыми ты знакома лично, есть хоть один счастливый человек? Расскажи о нём.

Есть, и что забавно, всего один такой знакомый. Это девушка, ей тридцать, а зовут ее Катерина. В детстве она занималась пятиборьем и лазала на деревья, а теперь она весит сорок килограмм, всегда ходит только пешком и по-моему она не ступает по земле, а летает, а вокруг лодыжек ее вьются шёлковые ленты. Около семи лет назад она познакомилась с женщиной, которая владела собственной парикмахерской и пыталась составить собственную жизненную философию из компиляции Рифеншталь и Годара, Генсбура и Земфиры, биотитанового будущего и костюмов Версаче. Теперь они живут в одной комнате, и кажется, любят друг друга, хотя насчет чистых помыслов этой женщины я сильно сомневаюсь. А Катерина стала веганом, увлекается йогой и Экзюпери, у нее ледяные руки все эти года, что я ее знаю. Она носит струящиеся платья и лаковые сапожки, шарфы сумасшедших расцветок. Она дает подаяние всем нищим у церквей, она любит спрашивать "о чём Вы думаете?" Она красива как может быть красив карминный анемон ранней весной. Она улыбается, даже когда ее мучают головные боли, она умеет стоять на голове, и она верит, в то что каждый человек может сам сделать себя счастливым, если откроет свое сердце Богу, любви и космосу. Последнее время каждый наш разговор напоминает ласковый пинг-понг мировозренческими подколками с моей стороны и мудрыми советами с ее.
Рядом с ней я чувствую себя очень несчастной, выброшенной за борт, и мне хочется поцеловать косточку на ее лодыжке.
Но она любит свою женщину, пирамиды Хеопса, а завтракает она на Плутоне.

Вопрос от  Ловчий->
Вот и рассказывайте, почему с лета исчезли и почему снова появились.

Этот вопрос прекрасно открывает мою скотскую натуру.
Летом, я ездила в Великобританию, училась в языковом лагере, а интернет соединение там было невероятно лимитировано, вкупе с этим, я решила подчистить все свои подписки, учитывая, что новостную ленту просматривала раз в неделю. И перефразируя Хармса "как начала сабелькой махать!" - многих поудаляла, в том числе и Вас. А недавно, взявшись за очередную книгу, обнаружила закаченных "Милых мальчиков" Герарда Реве. Вспомнила о Вас, и начала читать. Ну, фонтан, фонтан, слова разили меня ниже пояса, а я только прикрывалась, смеясь, как от беспощадной щекотки и думала "ну, Ловчий, ну сукин сын, ну посоветовал!" К людям, которые любят подобную цепляющую литературу, я испытываю неоднозначные ощущения, с одной стороны хочется пригрозить пальчиком, а с другой поговорить, почитать, понять их. Мой выбор пал на второй вариант, ведь пригрозить Вам я всегда успею.

запись создана: 24.01.2013 в 22:23