У Н. есть потрясающая фраза: "Замечательно, что рыбы немы в силы в своей природы", из которой следует, что этим постом я хочу прекратить свое молчаливую жизнь хладнокровного и спустя четыре месяца запустения вновь продолжить летопись моей круто изменившейся жизни. Н. предложила написать множество небольших постов, в каждом затрагивая разные сферы жизни - колледж, людей вокруг, Великобританию, театры, спектакли, выставки, мысли, пришедшие мне на ум во время частых алкогольных возливаний и прочее не менее интересное. Но вечное time waits for no one раз за разом мешает мне как-то структуировать мысли и вылепить из всех моих впечатлений и ощущений гладкое и замысловатое повествование. Порой жаль, что у меня нет такой микро-камеры, замаскированной под бинди на лбу, и я не в состоянии просто учредить постоянную трансляцию всего того, что происходит со мной сюда в дневник. А что, я уверенна, что некоторые меня посматривали бы.
Конкретно сейчас я заскочила в Самару (едва не написала "домой") на неделю, что предполагает продолжительный сон, отсутствие сигарет и алкоголя, встречу с Индейцем, с которым мы по какой-то непонятной причине и словцом за два месяца не перекинулись, и интенсивным написанием всех тех текстов, что я успела наобещать Н.. В колонках играет Theme Time Radio Hour - Боб Дилан в роли ведущего шоу ставит Blur и Фрэнку Синатру в одном выпуске и говорит что-то своим хрипловатым голосом припорошенного сигаретным пеплом тамблера виски, в парах которого я покачиваюсь, не различая слов и не улавливая смысла. Последние выходные я провела в Москве - Ноня встретила меня в своей розовой шубке из кроличьих трупиков, синей вязаной шапке и разбитыми костяшками пальцев и мы отправились в ее знаменитый подвал - голубая мечта всех снафф-режиссеров - "Только не наступи на дверную ручку", как бы невзначай сказала Ноня, тягая мой чемодан по гололеду. От подвала у меня остались только самые счастливые воспоминания, какие обычно бывают от случайных мэниак-дэпресивс, с которыми весело швыряться тортами и проливать слезы над фильмографией Шона Бина, а потом вовремя убраться от них, пока они не раскроили тебе череп молоточком для колки кокосов в особом приливе восторга. Я увековечила себя на стенах подвала, выведя: "Hush and listen to your Master" и незабвенную цитату из "Сыщика", первый раз угостилась ромом и оставила ему в дань тостер: "Его зовут Уолтер, он будет твоим мистером Уайтом, только будет жарить вместо того, чтобы варить". Последующие дни мы убивал в "35мм", где давали "Грязь", которую я смотрела в пятый раз и в пятый раз не удержалась от слез после сцены в супермаркете и "Двенадцать лет рабства", после которого мы с Н. чувствовали себя разбитыми, избитыми и полностью выбитыми из колеи. Ночью мы смотрели трэш-мувиз, я выгибалась на ее коленках, а Н. крутила бедрами под блюзовые композиции и грозилась пробить мне череп куском арматуры. Перед самолетом в Самару она решила выволочь меня на каток в Парк Горького, на это раз на ней было хлипкое черное пальтишко и красная шапка с красноречивой надписью Obey и сумка-ТАРДИС, и все было бы весьма даже пристойно, если бы я не огласила один из своих жутчайших страхов, что преследует меня с детских времен:
- Знаешь, Н., я так боюсь иногда, что вся моя жизнь - это шоу Трумана.
- Тогда тебе стоит сделать свою жизнь более интересной и горячей, а-то продюсеры могут и закрыть это шоу в связи с твоей внезапной кончиной, - сказала Н. и сделала свое хитрое лицо Чикатило.
Разговор на эту тему продолжался до самого самолета в ходе которого я цеплялась за ее рукав, раз сто подскальзываясь на покрытой льдом дороге, рассуждала о том, как должно быть шипперят меня с ней зрители и поглощала имбирное печенья из ее рук.
На самолет мы бежали, как самые настоящие марафонцы, успев на аэроэкспресс секунда в секунду я на прощание отплясала Н. за стеклом I Love You Baby, еще не зная, что она оставила мне сообщение на телефоне, в котором говорилось, что мы, такие же друзья, как Безухов и Балконский, видимо намекая на то что я пухлая, а она любит дубы.



Еще я провела потрясающее воскресенье с  Лис зимой, на полках которой стоит Честертон, Гейман и моя открытка, четыре чемоданчика с косметикой и "Словарь Сатаны". Если не вдаваться в подробности, то первые пару часов Лис просто взяла меня за ручки и помогала, особенно сильно ее помощь я смогла прочувствовать сейчас - в окружение родителей в отчем доме, вскоре наша беседа задрейфовала в сторону Доктора, промежности Джона Симма и других увлекательных вещей, а потом пришла  prosto nik, с которой мы под пиццу и Бехеровку с грейфрутовым соком в полной темноте смотрели серию "Доктора Кто": Полночь, и было так душевно и здорово, что это воспоминание у меня обязательно войдет в разряд особенных и уникальных. На самом деле, я считаю, что мне невероятно повезло, повезло по-настоящему, повезло так, как везет редко - на моих коленях лежал artist, до чьего лица я продолжала дотрагиваться до четырех утра. пока этот artist говорил - говорил неспешно и весомо - и слова его падали в вечность, а Вселенная, как он сам однажды сказал, застыла в молчании, и это было то самое мгновение красоты, когда ты на невозможной скорости падаешь в себя, и что-то кроме твоих глаз, что-то более зоркое и ясное, открывается внутри тебя и тебе остается лишь слушать - слушать и молчать и воспринимать, запоминая, чтобы однажды повторить кому-то другому, как литанию, создавая очередной момент красоты, но в этот раз уже сам. Странно, но Лис мне чем-то напомнила Джима Моррисона и Аллена Гинзберга, но в тоже времени в ней я не нашла ни чьего больше отзвука, кроме ее собственного, потому что она - это она и больше никто.
У меня есть парочка шпионских фотографий ее прекрасных рыжих волос, но тайная полиция не давала мне карт-бланш на их выкладку, так что...