После этого поста многие из вас захотят засунуть мне дрель в ухо, но я все же его напишу.
Я напоминаю себе великовозрастного младенца, Вилли Вонку и коллекционера из романа Джона Фаулза в одном лице, а дело вот в чем - я как-то заскочила в билетную кассу на Оксфорд-Сёркас и, обомлев от списка знаменитых имен в листовках, купила билеты на довольно большое количество постановок и концертов. И дело совершенно не в селф-эдьюкэйшен и не в expanding boundaries of the familiar world, как любят учить в российских школах, а в том, что девочка дорвалась, вырвалась и разорвалась на множество элементарных частиц, когда увидела в программках такие имена, как... а впрочем я сейчас все их вам перечислю. Итак, барабанная дробь...



Это было на Уэмбли, там был Роджер Уотерс, там была The Wall, там была я и там было нечто более, чем музыка, нечто более, чем театрализированный концерт, нечто более, чем Явление с большой буквы. Я шла на стадион, судорожно сжимая в кармане плаща билет, пока вокруг меня падали, вопили обрывки песен и неприличности и вставали вновь пьяные в стельку англичане. Они мычали на своем кокни от смеси неверия и счастья, уплетали богомерзкий фиш энд чипс и почему-то беспрестанно орали: "Fuck you, David Gilmour!" "Как будто он вас слышит, полудурки", думала я и орала вместе с ними. Я смогла пробраться к самой сцене, так что все эти кирпичики, которыми был обнесен стадион выглядели особенно монументально и впечатляюще. Голосовые связки я повредила сразу же - как только Уотерс вышел на сцену, а кто-то из толпы выкрикнул ему очередное призвание в любви, и тогда... тогда Уотерс окинул нас всех и слегка задрав подбородок своим голосом фюрера всей рок-музыки произнес: "Then I love you all too, certainly". Жизнью клянусь, я орала так, будто мне в глотку заливали раскаленное железо. А когда Роджер взял гитару и начал петь неожиданно настала тишина. На всем Уэмбли настала полнейшая тишина, и было так странно и правильно и невероятно, что из моей головы вымыло все мысли и я осталась наедине со звуком, наедине с червями, детским хором, вышагивающими молотками и всей той феерией, что творилась на сцене. На Empty Spaces на меня обрушился космический ужас. На Comfortably Numb - глухота. На Run Like Hell - ярость. На The Trial я умерла, а на Outside the Wall я родилась заново. На данный момент мне кажется, что The Wall это зрелище моей жизни, а я видела мексиканские пирамиды, австралийские водопады и верхушку Монблан, словом много чего.



Этому человеку хочется подчиняться, целовать кончики его сапог и полировать гитару. Ох черт, как по-фрейдистски вышло последнее желание, клянусь, командор, я машинально.



А я еще я ходила на Леонарда Коэна. Я даже не собираюсь описывать этот концерт, просто напишу, что это было все равно, что сидеть в хирургическом театре и видеть свое сердце со стороны.



На "Моджо" я попала абсолютно случайно, когда оказалась, что многие юзеры на дайри не чают на него попасть, а у меня есть золотая возможность купить билет всего за 20 фунтов. Театр Гарольда Пинтера находится на Лестер-Сквер, посреди этого паноптикума казино и киношек, к которому я неслась на ходу поправляя на себе платье, выискивая в недрах своей сумки входной билет. Первый акт я просидела на балконе, вцепившись руками в железную перегородку, пока Бен Уишоу, который исполнял главную роль, спускал с одного из героев штан, пел, отплясывал без рубахи, метался от гнева к катарсису, плевался словами, короче говоря, делал все, только не играл, нет, он делал нечто большее - он жил. На втором акте я тайно перебралась на второй ряд у сцены и, черт подери, мать вашу, я видела его глаза, я видела его глаза, в которых отображалась и усталость и страх и разочарование и боль и ярость, и отбив все ладони на поклоне, в моей голове неустанно прокручивалась одна и та же мысль - он же гений, он же чертов гений, что он сделал со мной, заставив кричать и плакать и ломиться в стенки собственного черепа от потрясения.



И это все он сделал со мной, он - Бен Уишоу.



А также я вместе с отцом была на концерте Боба Дилана в Блэкпуле. Я даже не буду помещать здесь фотографию Дилана, ведь каждый знает, как выглядит Дилан, а если не знает, то должен пойти и узнать сейчас же. Вообще это я сейчас такая умная, а еще месяц назад я знала от силы у него песен пятнадцать, не знала ни о его длинных ногтях с грязью под ними, ни о его бит-романе "Тарантул", ни о том, что его некоторые считают вторым пророком после Иисуса. Дело в том концерте Дилана в том, что он начал его на четверть часа раньше положенного, вышел на сцену в костюме ковбоя и начал петь, и пел целый час, пока молчаливо не удалился со сцены, и прохрипев: "Thank you, friends" начал вторую часть концерта, каждую из песен исполняя в неожиданном стиле, от кантри до блюза, а под конец все также не сказав ни слова, не ушел. Насовсем. Оставив меня абсолютно обескураженной, такой удивленной, сбитой с толку и другой, что теперь я сплю только в футболке с его молодым лицом на груди, воспринимаю только его музыку, и готова некоторые альбомы даже во сне пропеть.
Dylan really changes something in me, deeply.
И я пока не знаю, что с этим все делать. Глобально.