Вот вернулась я из Санкт-Петербурга, сижу под кондиционером вся залатанная пластырями и готовая для увеселительных историй. Проживала я все пять дней на Каменоостровском проспекте до которого шлёпала каждую ночь минут двадцать от метро с окровавленными ногами и хмельная. В воскресенье с утречка меня встретила Ноня Сайман с горящими глазами и репликой: "Что-то я срочно хочу написать МакФасси! И чтобы там кого-нибудь прижигали утюгом", но так как мой стаж общения с нею насчитывают уже шесть месяцев, меня подобное заявление не сильно удивило. Эта тема красной нитью прошлась по всем местам где мы были, от Кунсткамеры, где мы загипнотизированно разглядывали заспиртованных уродливых младенцев, от Голландского острова, на траве которого мы жарились, словно в печи елизаровской Жаркой Эльзы, до Дома Кино, где показывали неплохие короткометражки про мудаков-учителей и забавных нацистов, на одной из которых я провалилась в сон. Примостившись на какой-то пыльной дощатой террасе мы смотрели последнюю серию "Ганнибала", жутко смеялись над озвучкой, а в конце цокали языками и приговаривали: "Вот Фуллер, вот шельмец, не запорол финал же". Но об этом я подробно позже напишу.



Текст и фотографии дабы не рвать ленту.Вечером с помощью всезнающей подруги Нони - Тыша, мы устроили рейд по барам, в одном из которых нам встретился интеллигентного вида официант, смахивающий на Шурика из "Кавказской пленницы", рассказавший, что так поразившие нас белые ночи в Петербурге это так, мелочь, а вот в сказочном Мурманске вообще Северное Сияние, а Нонины брови от таких слов седели и становились все незаметнее, а свой Лонг-Айленд она попивала все яростнее и яростнее. Дальнейшие события я помню довольно смутно, мы точно были в баре, заставленным стиральными машинами, где я первый раз отведывала хересу, который по Нониным заявлениям пьют только старые испанские тётушки, погромыхивая своими крупными браслетами и кошельками с золотой фурнитурой. На улице нас перехватили какие-то два в умот пьяных парня, с которыми Ноня начала длительную беседу про сексизм, а я в который раз подметила, что она просто притягивает полудурков, но разговор я им закончить не дала, так как нам надо было мчаться в бар "Цветочки", где нас ждал шот Ганнибал из абсента и грейпфрутового сока, Ноня счастливо повторяла: "Мы проходили уже двадцать часов! Целых двадцать!", а я старалась думать о несчастной судьбе Уилла Грэма, но даже это не помогало мне, когда я плелась по бесконечному Невскому проспекту в поисках парка, где мы могли бы провести остатки ночи.

Пьяных фотографий не хотите ли?

На следующий день под аккомпаненмент хрустящих от боли ног мы отправились в Павловск, где пытались поймать белку, отпилить ее хвост и оправить кое-кому в красочной коробке, снимали статуи муз на видео и болтаю ногами на покосившейся скамейки писали МакФасси-пародию на Хармса.

Посмотрите в эти прокуренные глазыньки.



Ноня свисает с Висконтиева моста, представляете, с Висконтиева!



"Россия - страна возможностей" вещали вездесущные баннеры.

Свой путь от Павловска мы провели в полемике о том, насколько легко вызвать стокгольмский синдром в похищенном, если самим преступником будет та же Ноня.
- Если бы ты похитила меня, я попыталась бы всеми силами сбежать, перед этим прирезав тебя хлеборезкой.
- Нет, что ты, я бы поила тебя вином, и мы вместе смотрели бы Доктора Кто, ты бы не захотела сбежать от такой шоколадной жизни.
- Ну. Если с Доктором, то я еще подумаю.
Вечером мы на стоптанных ногах брели до Московского вокзала, где Ноня села на свой поезд до столицы, а я устроила ей поистине запоминающееся прощание - подражая, то ли Казанове РТД, то ли его возлюбленной Генриетте, я бежала за поездом, придерживая свои так и норовившие упасть джинсы и едва не упав на железнодорожные пути. Словом, я брела от вокзала с Джоном Барроуменом в наушниках и со странным спокойствием сердцем, потому что всё было настолько правильно и хорошо и покойно, что не было причин скатываться в обычный негативизм.
А следующие три дня я покажу в фотографиях и отрывочных штрихах.