Духота есть олицетворение сильнейшей сексуальной репрессии в пьесах Федерико Гарсии Лорки.
Следовательно ливень может быть метафорой полового акта, т.е. высвобождения.
А если положить на Лорку хуй, и выглянуть в окно, где ливень баламутит лужи, поднимает пыль столбом и тщетно борется с той же духотой, и все столь же жарко-жарко-жарко, что тогда (?)
Типа как трахаешься, но не можешь кончить, так что ли.
Темнота сгущается, она лежит на постели — аллегория темноты души моей и все та же темнота ей пеленки, она спит, посапывая, вот бы она не просыпалась ни-ког-да, вот бы упасть на эту постель клубком одежды, плоти и пота, оскверняя ее лежбище сексом, как другие делают на могильных плитах своих врагов.
Как будто трахаешься, но не можешь кончить, выходит что так.
Половое созревание у мальчиков приходит вместе с треугольником жестких, темных волос на паху, поллюциями и страхом, таким черным с великими, размером с голубиные яйца, глазами. По ночам они проживают все тот же первый день лета, который сейчас проживаю я. Вполне возможно им снится все та же духота, та же слепящая пыль, крупные капли дождя, которые, согласно литературной теории, должны принести высвобождение, но они его не приносят.
Мальчик, которому снись я, просыпается, быть может от звонка будильника, быть может от влажных пятен на пижамных штанишках или же простыни, покрытой мордашками Мини Маус. Половое созревание делает ее похожей на старую шлюху, насмешку природы над всеми теми, у кого яйца уже трещат, ведь им та-а-ак хочется.
Если же оргазм так и не нашел мальчика, то мальчик тянется липкой от пота и испуга (мама может заглянуть в его спальню в любой момент) к члену и начинает теребить его до того момента, как тот мокро чихает пару раз и эти сопли приходится вытирать мокрыми полотенцами.
От прикосновений влажной ткани к коже (от полового созревания она приобретает неведомую ранее чувствительность) желание возрастает и мальчик забывает о том сне, где он видел первое июня такого-то года и такую-то девочку, задыхающуюся под дождем.
Утром мой мальчик идет на кухню и заливает молоком плошку с овсяными хлопьями; он еще не знает, что о таких, как он пол века назад писал Бротиган, и кто знает, быть может об этом он никогда не узнает.
Но об этом уже знаю я в своем сне о первом июня и ливне, которому бы позавидовал Лорка.

Я хочу прострелить ее черную голову светом и напустить свою собственную черноту, но это не сон, а значит мои действия все еще уголовно наказуемы.
Этот дом не знает об оргазме, о нем никто и не мечтает, даже кастрированный кот (синие язвы на шершавом языке, обломанные о собственное толстое пузо когти). Оргазм не настигает не настигает ни одного из спящих, даже на постели врага — в фантазиях c него уже снят скальп и перекроен в форме презерватива.

И нет успокоения.