"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
02.04.2015 в 16:55
Пишет  Doctor Wooster:

[BadComedian]: Неделя Баженова

Три минуты назад [BadComedian] выложил.
Видео-ответ на удаление ролика, где он сделал обзор на "Кавказскую пленницу 2", с "YouTube".

Евген дело говорит. Граждане. Репостните, что ли, если не мой пост, то само видео или выложите его у себя. У Евгения много подписчиков, авось до людей дойдет. Хоть что-то.
Ссылка на твиттер, кому удобнее там: twitter.com/EvgenComedian/status/58366966471630...

Также можете как бонус обрушить рейтинг фильма на "Кинопоиске", хотя казалось бы, дальше нынешнего некуда:
www.kinopoisk.ru/film/689077/

Зато есть режиссер. И его фильмы.
www.kinopoisk.ru/name/276860/


URL записи

@музыка: Blue Foundation - Bonfires

@настроение: ----

@темы: cinematographe, shoeshine

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов


"In Memory of Clifford Brown" by JOSEPH BRODSKY

It’s not the color blue, it’s the color cold.
It’s the Atlantic’s color you’ve got no eyes for
in the middle of February. And though you sport a coat,
you’re flat on your naked back upon the ice floe.

It’s not a regular ice floe, meltdown-prone.
It’s an argument that all warmth is foreign.
It’s alone in the ocean, and you’re on it alone,
And the trumpet’s song is like mercury falling.

It’s not a guileless tune that chafes in the darkness, though;
it’s the gloveless, frozen to C-sharp fingers.
And a glistening drop soars to the zenith, so
as to glance at the space with no retina’s interference.

It’s not a simple space, it’s a nothing, with
alts attaining in height what they lose in color,
while a spotlight is drifting into the wings,
aping the ice floe and waxing polar.


@музыка: Pink Floyd - Breathe

@настроение: on reading.

@темы: delicatessen, bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
UPD: Я вспоминала об этом флэшмобе довольно часто и потихоньку исправляла. Кажется, это финальный вариант одиннадцати ибо десять выбрать совершенно не возможно самых влиятельных книг в моей жизни.


 Икар Монгольфье Райт осалила меня флэшмобом где-то с месяц назад. Я таки собралась, но так как я считаю, что самый верный способ сподвигнуть человека прочесть книгу это процитировать что-то из нее, то выкладываю здесь высказывания из самых... influential для меня.

List ten books that have stayed with you in some way. Don't take more than a few minutes and do not think too hard. They do not have to be the "right" books or great works of literature, just ones that have affected you in some way. Nominate ten friends.

Номинирую не десятерых, а троих:  Келль,  andre; и  bistrick.

Лист не в порядке значимости.
1. Джордж Оруэлл. “1984”.
“О’Брайен поднял левую ладонь и, повернув ее тыльной стороной к Уинстону, спрятал большой палец.
— Сколько пальцев ты видишь, Уинстон?
— Четыре.
— А если Партия скажет, что их не четыре, а пять, тогда сколько?
— Четыре.
Он не успел договорить, он задохнулся от боли. Стрелка на шкале подпрыгнула до пятидесяти пяти. Уинстон в мгновение покрылся мокрой испариной. Воздух распирал его легкие и вырывался невольным глубоким стоном, который он не смог подавить, даже стиснув зубы. О’Брайен наблюдал за ним, по-прежнему растопырив четыре пальца на левой руке. Он слегка отвел рычаг, чуть-чуть уменьшив страшную боль.
— Сколько пальцев, Уинстон?
— Четыре.
Стрелка скакнула на отметку «шестьдесят».
— Сколько пальцев, Уинстон?
— Четыре! Четыре! Что еще я могу сказать? Четыре! Стрелка, наверное, поднялась еще выше, но он не смотрел на нее. Он видел только тяжелое, жестокое лицо и четыре растопыренных пальца. Пальцы стояли перед глазами как огромные дрожащие и расплывающиеся колонны, но их все равно было четыре.
— Сколько пальцев, Уинстон?
— Четыре! Остановите, остановите это! Как можно… Четыре! Четыре!
— Сколько пальцев, Уинстон?
— Пять! Пять! Пять!
— Нет, Уинстон. Так не пойдет. Ты лжешь. Ты все еще думаешь, что их четыре. Пожалуйста, еще раз. Сколько пальцев?
— Четыре! Пять! Четыре! Сколько вам угодно… только прекратите это, прекратите боль!”
2. Рэй Брэдбери. “Марсианские хроники”.
“— Зачем ты плачешь? — спросил он.
— Не знаю, не знаю, я ничего не могу с собой поделать. Мне грустно, и я не знаю, почему плачу — не знаю почему, но плачу”.
3. Том Стоппард. "Розенкранц и Гильденстерн мертвы".
“Где тот момент, когда человек впервые узнает о смерти? Должен же он где-то быть, этот момент, а? В детстве, наверно, когда ему впервые приходит в голову, что он не будет жить вечно. Это должно бы было быть потрясающе – надо порыться в памяти. И всё же – не помню. Наверно, это никогда меня не заботило. Что из этого следует? Что мы, должно быть, рождаемся с предчувствием смерти. Прежде чем узнаем это слово, прежде чем узнаем, что существуют вообще слова, являясь на свет, окровавленные и визжащие, мы уже знаем, что для всех компасов на свете есть только одно направление, и время – мера его”.
4. Эмили Бронте. “Грозовой перевал”.
“— А если б она рассыпалась в прах или того хуже, о чём мечтали бы вы тогда? — я сказала.
— О том, чтоб рассыпаться в прах вместе с нею”.
5. Оскар Уайльд. Сказки.
“Ласточка выклевала второй глаз Принца и ринулась вниз. Она промелькнула мимо девочки, а когда она опомнилась, в её ладони сверкал сапфир. «Какая стекляшечка!» — обрадовано сказала она и весело побежала домой.
Ласточка вернулась к Принцу и сказала: «Ты теперь совсем слеп, и я останусь с тобой навсегда».
«Нет, маленькая моя Ласточка, — сказал несчастный принц, — тебе пора лететь в Египет».
«Я останусь с тобой навсегда», — повторила Ласточка, и заснула в ногах у Принца”.
6. Рэй Дэвис. “X-Ray”.
“It was our image of freedom. Loneliness without desperation. Work without frustration. Love without the fear of it being lost. I felt that I no longer existed, I was invisible and able to see people, observe and document their lives, without having to answer to anyone. To discover that truth is not a single thing and that the only way to be totally free is to be totally devoid of any identity”.
7. Леонард Коэн. “Блистательные неудачники”.
“How can I begin anything new with all of yesterday in me?”
8. Уильям Шекспир. “Гамлет”.
“There is nothing either good or bad, but thinking makes it so”.
9. Дилан Томас. "Под сенью молочного леса".
10. Энда Уолш. "Ballyturk".

11. Мартин МакДонах. "Человек-подушка".
"Катурян: Вы сказали, что все будет в порядке. Вы дали слово.
Крики стихают.
Тупольски: Катурян. Я высокопоставленный полицейский чиновник в тоталитарном диктаторском государстве. Неужели вы думаете, что слово, данное вам, может что-либо значить?"


На десерт пишу список двадцати любимых поэтов.

1. Дилан Томас
2. Т. С. Эллиот
3. Боб Дилан
4. Федерико Гарсия Лорка
5. Оскар Уайльд
(только из-за “Баллады Редингской тюрьмы”)
6. Уолт Уитмен
7. Леонард Коэн
8. Артюр Рембо
9. Уинстен Хью Оден
10. Иосиф Бродский
11. Ричард Бротиган
12. Джим Моррисон
13. Роджер Уотерс
14. Э. Э. Каммингс
15. Уильям Блейк
16. Чарльз Буковски
17. Филип Ларкин
18. Уильям Шекспир (сонеты, сонеты, сонеты)
19. Чезаре Павезе
20. Роберт Фрост


@музыка: Leonard Cohen - Different Sides

@настроение: ill.

@темы: flash mob, delicatessen, All I can do is be me, whoever that is, bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Reporter. “We’re talking about standard emotions. We’re talking about pain or remorse, or love, or hatred...”
Bob. “Oh I have... I have none of those feelings. No, I have none of those feelings.”
Reporter. “What kind of feelings do you have when you write the songs?”
Bob. “They’re all in the songs. I mean, they’re there. I’m showing you my feelings. I mean, you know, they’re in the songs. I wouldn’t have to explain my feelings... I’m not on trial.”



@музыка: random dylanesque stuff.

@настроение: pretty good.

@темы: musique, Bob Dylan, delicatessen

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Прошу совета.
Есть у меня "тетка" по имени И.. И. пятьдесят пять и она технофоб, дома у нее нет ни вай-фая, ни каких-то замысловатых гаджетов, только дряхлый смартфон, по которому она только звонит время от времени. Так как я живу заграницей практически на ПМЖ я совершенно не в состоянии с ней связаться, а денег на звонки Англия-Россия у меня, понятное дело, нет.
Вопрос - какой относительно простой гаджет ей лучше всего купить, чтобы был скайп там или вайбер, по которому мы сможем держать связь? Я пыталась обучить ее пользованию интернетом, но каждый раз это либо оборачивалось неудачей, либо она забывала мои советы на следующий день.
Возможно кто-то сталкивался с похожей проблемой. Как-то так.

@музыка: Genesis - Looking For Someone

@настроение: wandering.

@темы: limelight

03:10

24/7.

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
from The Dick Van Dyke Show.




@музыка: David Gilmour - This Heaven

@настроение: on red bull and pills I can stay awake as long as u want me to, dearest.

@темы: cinematographe, Ulysses, gingerbread man, All I can do is be me, whoever that is

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов


Roger Waters. "The Last Waltz".

I just want that thing
When voices join in harmony
And in that fleeting moment,
Meaning coalesces on the air,
All dark, dissolving, clouds the alleyways no more
And fresh bread scent of home pervades the air

No sandal soles
In dust of broken homes
Nor calloused toes peep bloody from the garment hem,
And all the big parades
And shock and awe
And swagger on the carrier decks and medals
Jangle helpless in the face of what is fair

I just want that thing
When friends draw in, some living, some bygone
Some brittle, none forgotten
All beloved everyone

Then hurl the glass into the fire
Then well up unashamed my heart
Beyond the reach of fear
Of faith, blind, bigoted and drear

And then across the great divide
Rise men and women unafraid
To dash in loss their bracelets at the wall,
And hearing them
Hope holds me in its thrall

I just want that thing
When empathy prevails
When man evolves beyond the crass
And reason comes of age
When dogma, cant, and witchcraft
All are banished to the past
When voices join in harmony at last.

Судя по комментариям на фейсбуке фанаты Уотерса делятся на три категории - те, кто тыкают ему в лицо рандомным фактом про Дэвида Гилмора, мол, а он турует! а у него новый альбом! а он хвостатый семихуй, и за него все решает жена! Те, кто пишут ему о Сиде Барретте с обязательным многоточием в конце утверждения, дескать, вы встретитесь на темной стороне Луны... дааа... И те кто говорят ему, что он антисемит, удолбанный социалист, лицемер, нужное подчеркнуть. Желательно еще предварительно написать "Шалом" и оставить в конце неопознанные слова на иврите. Мой любимый тип, отдельный, к которому я сама отношусь это когда ты пишешь, что стихи это конечно же потрясающие, и звукопись это здорово, и grocery store структура и рифма, но желательно бы скорее выпускать новый альбом и написать автобиографию.


@музыка: Roger Waters - Who Needs Information

@настроение: insomniac.

@темы: musique, Pink Floyd, delicatessen, bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Я и Кит Мун — министры ЮСТиции.

@музыка: The Who - Fiddle About

@настроение: в ударе.

@темы: Ulysses, gingerbread man

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов




Я расскажу вам a cautionary story.
Я расскажу вам историю о подошвах туфель.
Я расскажу вам эту историю, чтобы вы не повторили моих ошибок, дети мои, обладатели батальонов кроссовок, вьетнамок, туфель на шпильках и платформах, балеток, сапог, галош и валенок.
Я принесу эту историю и в сердца тех счастливчиков, которые хранят под подушкой лабутены.
Я одарю своим рассказам и тех неимущих духов, которые носят розовые туфли на каблуках, вот каковы мои щедроты, други мои.
Но к черту лирику.
Представьте меня, я шла по улице Muswell Hill, на мне были мои любимые брюки цвета шамуа, черные ленноновские очки и шикарная пурпурная рубашка с не менее шикарными пурпурными драконами. Я шла и грела себя мыслью, которая приходит ко мне с периодичностью раз в три года, эта мысль была о том, как же я сегодня хорошо. Выгляжу не как бомж, надушена, довольна, относительно беззаботно, ну просто, точно выскользнула из рекламы очищающего организм и повышающего тонус йогурта.
Даже лондонская погода меня не подвела в эту субботу, представляете?
Подвела же меня одна вроде бы незначительная деталь — а именно подошва моих туфель. Эти туфли, которые скорее полусапожки, были куплены мной на маменькины деньги прошлой осенью, такие коричневые, удобные, с потрепанными носами и практически отсутствующим каблуком. Эти полусапожки прошли со мной многое, я бомжевала вместе с ними в Сохо, бегала за Рэем Дэвисом, ходила в гей-клубы, словом, они дороги моему сердцу. Видимо именно из-за моей сентиментальности я и не выбросила их в помойку, когда увидела, что подошва отслоилась, оставив после себя очень скользкую поверхность, с помощью которой я передвигалась по холмистому Muswell Hill.
По-началу все было замечательно.
Я обходила весь Alexandra Palace Park, оставила свои знатные наушники по имени пинк и флойд в мастерской, курила свои пидорские сигаретки привезенные из Самары и наслаждалась долгожданным выходным.
Первое падение случилось на дороге, я упала у самого тротуара, и мне еще, как повезло, в том, что дорога была на редкость пустой.
Второе падение приключилось в парке, пока я грызла яблоко. Мое упавшее тело распугало стайку вездесущих японских туристов с фотоаппаратами и серыми лицами.
Мое третье же падение вышло, как в сказке, последним и самым значительным.
Я расколотила телефон, порвала штанину и разбила коленку. Как бы сказал Боб Дилан в 1965-ом: “That’s what I call a loser!”. Я встала, отряхнулась, с грустью взглянула на расколотый экран телефона, и продолжила свой путь. Штука была в том, что направлялась я в тату-салон, дабы завершить то черное дело, которое провернула надо мной Офелия в венском Burger King этим Рождеством. При моем топографическом кретинизме мне все же удалось обнаружить салон под названием “Белый дракон”, где меня уже ждал мужик, под шесть с половиной футов, с вытатуированной на руке лоханки с черепами и привычкой называть всех подряд “man”.
Посмотрев на эскиз, который мне любезно предоставили  Thomas Earl и юное дарование, он тут же прокомментировал его словами: “Ohhh, very sexual, maaan”. Но его спонтанные услуги дезинфектора раны на моей коленки и призма Сторма Торгерсона на стене тут же заставили меня зауважать этого мужика.
Больше пиздеца и интересностей.

@музыка: King Crimson - Night Watch

@настроение: fading into sleep.

@темы: musique, Pink Floyd, cinematographe, limelight, Я никогда не поступлю в Гарвард... (с), hipster-style

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов


The Stone Family
For my Father


One stone is in the pocket
of my baby blue jeans.
Another one seals my mouth with vomit —
sea-licked smoothness is not what it seems.
The third one is in my bosom,
layers of fabric, unhidden presence
that can’t be unnoticed by a woman
like an ellipsis at the end of a sentence.
One of the stones is deep inside —
its rough seeds, begotten, growing
have chosen the beating heart for disguise,
now my rib cage is eroding.

I can feel ‘em when I laugh
when I jump or run or breath in
so I cough and feed on ‘em like chaff
hoping it is not contagious for my next of kin.
The stones I carry once were apart,
lonesome, moss-coated, infantile
scattered around dim cloisters of my heart
but now they reign and I am in exile.
The way I inherited them is cryptic,
the ripe fruit of my genealogical tree
stained with my mother’s lipstick
and daddy’s role of the absentee,
my grandma’s wooden capsule
down in the raindrops-stained ground
worm-eaten is her shipwrecked vessel
now she knows how it feels to be drowned,
it could be that they carried stones
under their frocks and winter coats
like stray dogs yearning for the bones
now they are too hungry and aim for the throats.

For me — in and out —
my chest is clouded and temples drone
feeeling like a sixty-year old with gout
whose ability to feel is no longer known.
The scene of never-happened memory —
my dad on the building site,
orange helmet, bourgeois self-enmity,
the pile of red bricks benight
his disappearing silhouette
behind the scaffolding — is what I see
when cheap bourbon, regret and sweat
in my intestines decide to disagree.
Guilt transformes into salt in my eyes
failing again to reach the genuine,
to look up, to come up with the alibis,
‘cause I’m taught that anguish is feminine.
I count my pardoned by time loyal family
of stones whom I clutch as if the rosary,
blessed by their unwanted company.
They pave my crooked road ghostly
hence no one knows what I stumble on.
Inhaling sprouted by sinusitis,
nicotine, washing powder, living of a pawn
grants the outspoken syllables with arthritis,
it swallows the truth and breaks its back,
turning my mouth into a broken lie detector
until I beg my stones to crack
to spill their intoxicating earth-bound nectar.

Too heavy to allow me to pilot Spitfire,
too dead for a straightforward attack
too cold to send me to the pyre
too many of them ahead to look back.

Two stones in the soles of my shoes,
two on my palms to scare the gypsies
a huge one is in my mouth — the excuse
not to attend dates or cemeteries.
The stone-brought mist surrounds
my eye-lids, heart and veins,
so when the tears go out of bounds
I am sucked dry by a stone that remains.
A thought of liquorice childish faraway
of my dad’s faded photo in a frame
replaced by my very stones put on display
'cause at the end for me it’s all the same,
the sun would slap them with its rays,
dry them out like cored apples,
hoovering the acute malaise,
like in the nursery rhymes always happens,
flooding my dad’s image with colour,
turning him into a man I so want to know,
taking away from me that muller
that crept into me many lives ago.
But in reality I just pant and pant
with the battalion of stones in my lungs,
memory’s stolen, I own just an implant
so every night when darkness comes
I fool myself, the tomorrow’s successor.
The embryo of the thought when I lie down,
is that the stones could’ve been lighter and lesser
only if back then my daddy was around.

@музыка: Pink Floyd - Another Brick In The Wall, part 1

@настроение: crystal clear.

@темы: стихоплетение

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Я устала, как хорек.
Не знаю причем здесь хорьки, но в детстве мне всегда казалось, что хорьки очень чахлые существа, вот прямо, как я сейчас.
Если быть более детальной, то сегодня у нашей театральной группы было экзаменационное выступление.
В начале года я принесла нашей группе переработанный “Delusion”, но возможно по причине того, что я написала его от начала до конца сама просто, как мистер Уотерс свой “Final Cut”, а возможно потому что я ненавижу строить из себя Раста Кола, но! айкью у этих двух девиц ниже нормы, они захотели чего-то другого. Я честно говоря не помню уже, как мы пришли к теме Pussy Riot, но внезапно я обнаружила себя в часовне колледжа с четками в одной руке, а синей балаклавой в другой.
Я слышала, что люди становятся контрол-фриками, потому что они over-компенсируют, уж не знаю, что я over-компенсирую, но в этой постановке я побыла драматургом, звукарем, режиссером и актером. И, боги, это было тяжело, что пиздец. Другого слова не подобрать. Уж не помню сколько я скулила своим знакомцам в трубку, что у меня больше нет сил, а главное нервов, справляться с этим бедламом. Умение играть на сцене это конечно же прекрасно, но, черт подери, быть при этом неорганизованной, инфантильной свинушкой это абсолютно неприемлемо, а именно такими существами оказались мои актрисы. Я не преувеличиваю, когда пишу, что я с ними настрадалась от души, прошла, так сказать, огонь, воду и медные трубы. Мы препирались, препирались, препирались, на меня орали, я обзывала их тупицами, они соглашались, я наезжала, я проливала обиженные слезки у себя в комнате, с зашторенными окнами, чашкой чая и Бахом в наушниках, мы вновь цапались, я напивалась от злости вином, не спала, вновь не спала, и еще и еще.
Я грызла свою руку от паники перед выступлением.
Резинка для волос порвалась у меня в руках, помада закатилась под сцену, балаклава не наделась вовремя, деревянные блоки упали со мной на вершине, я громко матернулась, истошно работая на роль и свернула под конец в неконтролируемом экстазе высоченную металическую стремянку на пол.
После этого всего мы таки получили свой высший бал, порцию оваций и красное вино на трехминутном афтепати.
Парадокс командной работы в театре, и я думаю тот же принцип работает и в кино, и в музыке, словом в любом виде командной творческой деятельности, в том, что отношение со своими коллегами частенько складывается по принципу любовь-ненависть. При том, что я не испытываю ни любви, ни ненависти к девицам, с которыми я работаю в этом году, именно это определение работает лучше всего — вот сегодня мы вместе идем за ланчем, целуем друг друга в макушки и убаюкиваем нервишки, а вот завтра мы спорим до хрипоты в горле, обвиняем друг друга во всех грехах и прочая менее приятная ересь.
И каждый считает себя правым, что… наверное нормально.
А возможно это я просто такая невыносимая.
На этой постановки я окончательно поняла, насколько мне более интересно работать в роли режиссера, чем актера. Мне нравится направлять актеров, я действительно могу добиться от них правильной реакции, могу их координировать и даже как-то вдохновлять, хотя сами актеры по своему характеру часто невыносимо. Зачастую это такие великовозрастные девочки, которые в детстве лазали на табуретку и лепетали: “Я не начну читать “У Марии был маленький барашек”, пока вы не замолчите!”.
Предупреждая возможные вопросы, нет, я действовала по-другому принципу, я просто вставала на табуретку, а потом, чтобы на меня обратили внимание, кидалась в присутствующих вилками. И это работало.
Словом, завтра я возможно опять буду ненавидеть и жаловаться на моих горделивых сучек, но во-первых, они мои сучки, во-вторых, экзамен таки уже прошел, и в-третьих, это будет только завтра.

А вот я аки Мария Алехина в моей футболке The Who.



P.S. Я пересмотрела "Настоящий Детектив" и 1) он как нельзя кстати дал толчок моему "Роджеру", 2) это все-таки мой любимый сериал после "Твин Пикса" Линча и 3) я бы жуть, как хотела написать текст про то, как Раст и Марти копают вместе картошку, обсуждают теории возникновения Луны, живут вместе, Раст закатывает глаза на потуги Марти найти кого-то на сайте знакомств, а Марти пытается убедить Раста бухать меньше, но все, меня заносит, и 4) Мэттью МакКонахи в рубашке... тут даже и комментировать нечего.

@музыка: King Crimson - We'll Let You Know

@настроение: tired as fuck.

@темы: limelight, Я никогда не поступлю в Гарвард... (с), И смутился дьявол, и увидел, как ужасно добро... (с), hipster-style, All the world's a stage (с)

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Philip Larkin. "Toads".

Why should I let the toad work
Squat on my life?
Can’t I use my wit as a pitchfork
And drive the brute off?

Six days of the week it soils
With its sickening poison -
Just for paying a few bills!
That’s out of proportion.

Lots of folk live on their wits:
Lecturers, lispers,
Losers, loblolly-men, louts-
They don’t end as paupers;

Lots of folk live up lanes
With fires in a bucket,
Eat windfalls and tinned sardines-
They seem to like it.

Their nippers have got bare feet,
Their unspeakable wives
Are skinny as whippets - and yet
No one actually starves.

Ah, were I courageous enough
To shout, Stuff your pension!
But I know, all too well, that’s the stuff
That dreams are made on:

For something sufficiently toad-like
Squats in me, too;
Its hunkers are heavy as hard luck,
And cold as snow,

And will never allow me to blarney
My way of getting
The fame and the girl and the money
All at one sitting.

I don’t say, one bodies the other
One’s spiritual truth;
But I do say it’s hard to lose either,
When you have both.

@музыка: Pete Townshend - Keep On Working

@настроение: tired.

@темы: delicatessen, bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов

Listen or download David Gilmour Raise My Rent for free on Pleer




Happy Birthday, mr David Gilmour


@музыка: well, his solo projects.

@настроение: groovin' for that.

@темы: musique, Pink Floyd, Красата.

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
AUBADE BY PHILIP LARKIN

I work all day, and get half-drunk at night.
Waking at four to soundless dark, I stare.
In time the curtain-edges will grow light.
Till then I see what’s really always there:
Unresting death, a whole day nearer now,
Making all thought impossible but how
And where and when I shall myself die.
Arid interrogation: yet the dread
Of dying, and being dead,
Flashes afresh to hold and horrify.

The mind blanks at the glare. Not in remorse
—The good not done, the love not given, time
Torn off unused—nor wretchedly because
An only life can take so long to climb
Clear of its wrong beginnings, and may never;
But at the total emptiness for ever,
The sure extinction that we travel to
And shall be lost in always. Not to be here,
Not to be anywhere,
And soon; nothing more terrible, nothing more true.

This is a special way of being afraid
No trick dispels. Religion used to try,
That vast moth-eaten musical brocade
Created to pretend we never die,
And specious stuff that says No rational being
Can fear a thing it will not feel, not seeing
That this is what we fear—no sight, no sound,
No touch or taste or smell, nothing to think with,
Nothing to love or link with,
The anaesthetic from which none come round.

And so it stays just on the edge of vision,
A small unfocused blur, a standing chill
That slows each impulse down to indecision.
Most things may never happen: this one will,
And realisation of it rages out
In furnace-fear when we are caught without
People or drink. Courage is no good:
It means not scaring others. Being brave
Lets no one off the grave.
Death is no different whined at than withstood.

Slowly light strengthens, and the room takes shape.
It stands plain as a wardrobe, what we know,
Have always known, know that we can’t escape,
Yet can’t accept. One side will have to go.
Meanwhile telephones crouch, getting ready to ring
In locked-up offices, and all the uncaring
Intricate rented world begins to rouse.
The sky is white as clay, with no sun.
Work has to be done.
Postmen like doctors go from house to house.



SAD STEPS BY PHILIP LARKIN

Groping back to bed after a piss
I part thick curtains, and am startled by
The rapid clouds, the moon’s cleanliness.

Four o’clock: wedge-shadowed gardens lie
Under a cavernous, a wind-picked sky.
There’s something laughable about this,

The way the moon dashes through clouds that blow
Loosely as cannon-smoke to stand apart
(Stone-coloured light sharpening the roofs below)

High and preposterous and separate—
Lozenge of love! Medallion of art!
O wolves of memory! Immensements! No,

One shivers slightly, looking up there.
The hardness and the brightness and the plain
Far-reaching singleness of that wide stare

Is a reminder of the strength and pain
Of being young; that it can’t come again,
But is for others undiminished somewhere.


@музыка: Radiohead – The Trickster

@настроение: on reading.

@темы: delicatessen, bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
- Значит во вторник я поеду в Лондон, схожу на тур по университету, а вечером мы пойдем к нему домой.
- Отличный план.
- Ты считаешь это не сделает меня... ну, шлюхой, понимаешь? Я же его совсем не знаю.
- Боже, откуда у тебя вообще такие мысли? Конечно нет, трахайся с ним, если хочешь, потому что он точно хочет.
- А мне уйти сразу после этого или?..
- Ну ты всегда можешь немного поболтать с ним, узнать его получше.
- А о чем с ним говорить?
- Да о чем угодно. Можете музыку послушать. Посмотреть смешные видео с котятами на ютубе.
- А что еще?
- Всегда можно просто остаться на чашечку чая.

@музыка: Kasabian – Vlad The Impaler

@настроение: headache.

@темы: limelight, gingerbread man, England, bound in with the triumphant sea... (c)

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Как принято говорить сейчас (а возможно это все Сайман меня плохому учит), у меня все чётенько.
Я постепенно возвращаюсь в колею фрагментированного описания в постах собственной жизни, создания этакой фантомной, состоящей из вранья и цифровых кодов, летописи имени меня, пока я доживу свой последний год в Англии.
Вчера я оплачивала место в общежитие в NYU, мой первый выбор (их там всего шесть) был Third North, про которого в студенческой комнате написано, что тот шумный, очень шумный, очень-очень-очень шумный, с постоянными пьянками и курением шмали. Также там было написано что-то еще про великолепный вид из окна и кажется довольно мирную библиотеку на первом этаже, но кажется эту часть ценной информации я пропустила. Словом, мой чек выписанный им на тысячу долларов, как аванс за общежитие, еще сильнее приколачивает меня к неизбежности того, что в конце августа я уеду на долгое время по маршруту Россия-США.
Об этом я пока стараюсь не думать, ведь каждый раз, мысли, которые должны вроде бы быть расцвеченными красно-синим с белыми звездочками в количестве пятидесяти то тут, то там, на самом деле становятся шмыслями, которые сидят летучими мышами у моего изголовья, пока я сплю, и смотрят на меня. И ждут. Так они сидели и ждали меня много лет назад, пока я бессонно лежала на кровати на даче, окно было открыто, и они залетали внутрь, цеплялись лапками за погашенную люстру, так что та нет, нет, да покачнется пару раз. И также смотрели на меня. И все также ждали.
Сейчас мне пристало написать, что уже тогда я чувствовала, что уже тогда я знала, что они не оставят меня, но чушь все это. Тогда мне было страшно, тогда я была маленькой, тогда я хотела сказок, хотела чтобы наступило утро, хотела чая с шоколадкой, хотела, чтобы летучие мыши улетели и не возвращались никогда, но больше всего я хотела, чтобы они никогда не улетали меня, а только смотрели мне в лицо, спрятанное под одеялом и ждали.

Честно говоря за эти... четыре месяца, примерно, во время которых я не писала постов, я увидела, услышала и прочувствовала довольно большой спектр вещей: я сдала полугодовую сессию (не так блистательно, как хотелось, но люди вокруг говорят моему перфекционизму не жрать меня, ведь я сильно болела), сделала татуировку, побывала еще раз в Кембридже и Бирмингеме, и впервые в Нью Касле, Манчестере, обходила многочисленные рождественские ярмарки, ела каштаны под глинтвейн, пока голову пекло приветливое солнце Midlands, побывала на концерте The Waterboys и The Who. Последних я видела дважды, и еще меня ждет билетик на их выступление в Гайд Парке по которому мне придется пропустить _Последний_День_ в колледже, и я счастлива, что The Who меня спасают от суетливых прощаний.
Я провела парочку дней с Офелией в Вене, где она колола мне татуировку на запястье в Бургер Кинге, а после мы распивали вино у Дуная, а после порезав себе руки о мой новый охотничий нож по имени Боб Сапожник (в данный момент я овладеваю мастерством бросания Боба в деревья), мы выбросили пустую бутылку с записанными на бумаге желаниями в темную воду канала. Совершенно очаровательным было наше Рождество на двоих, когда мы купив травки у незнакомца успели потерять ее на крыльце посольства Монако и включив фонари на телефоне, долго собирали ее обратно в пакетик. Да, совершенно очаровательно.

Я все еще пишу свой огромный текст по Pink Floyd, вернее я пишу его с конца августа и наверное этот текст главное, что есть в моей жизни сейчас, что не может не радовать, ведь каждый вечер я знаю, что возвращаюсь к ноутбуку (ага, у меня появился мой первый ноутбук по имени Пит-Тунец) и могу продолжить писать текст. Я стараюсь стойко держаться на двух тысячах словах в день, но это требования постоянно у меня слетает, когда порой я не в состоянии продвинуться дальше, чем на полировку двух абзацев, а иногда я попросту начинаю писать стихи.
Если кому-то интересно (а это вряд ли, ведь читать будет одна только Икар), то текст про взросление одного мальчика по имени из группы Pink Floyd, таймлайн с 1964-ого по 1969-ый, с флэшбэками и флэшфорвардами. У мальчика много носа, много гордости, много мозгов, но мало ориентиров, мало траха, мало мозгов, опять же. Пока в тексте сто шестьдесят тысяч слов и это далеко не предел. А еще бету нужно найти and that is a big fuss.

Небольшой кусочек.
"Роджеру тепло от бега и виски, руки отяжелели от хмеля и почти что опустошенной бутылки Old Crow. Он оглядывается по сторонам, окидывая взглядом чернеющий в ночи монумент Боудикки, приметную табличку: «Будьте осторожны: кругом карманники!», свет фар от проезжающих машин, сменяющие друг друга цвета красный-желтый-зеленый на светофоре напротив и бледное меж черного пальто, черных волос и черного неба лицо Сида.
Тишину взрезает скрип закрывающихся ворот станции метро Westminster прямо за их спинами, а потом она, нарушаемая только завыванием ветра, шумом мотора и плеском Темзы, смыкается вокруг них вновь.

В следующий четверг у меня экзаменационный спектакль, и это не может не нервировать, верно?

Мне хочется, чтобы мир замер, хотя бы на секунду, потому что мне кажется, что я не успеваю, что я ничего не успеваю, и это тянет меня за шею могильным камнем, все тянет и тянет...

P.S. Следующий Новый Год хочется справить в Москве. В этом я наклюкалась так сильно, что даже стыдно и под крики моих пресвятых родителей легла где-то часа в два ночи, исполнив свое заветное желание и переслушав "Blonde On Blonde" Дилана. Но вот вам прекрасный Новогодний стих от моего главного гуру.

I would like to remind
the management
that the drinks are watered
and the hat-check girl
has syphilis
and the band is composed
of former SS monsters
However since it is
New Year’s Eve
and I have lip cancer
I will place my
paper hat on my
concussion and dance.

Leonard Cohen. “The Music Crept By Us”.

@музыка: Bob Dylan - Like A Rolling Stone

@настроение: livin'

@темы: musique, Pink Floyd, Bob Dylan, The Who, delicatessen, limelight, Я никогда не поступлю в Гарвард... (с), Ulysses, All I can do is be me, whoever that is, England, bound in with the triumphant sea... (c), bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Я ходила на "Кингзмэн" один раз и вряд ли пошла бы во второй, но!

Я буду самой последней вруньей на свете если не признаю, что эпизод с Колином Фертом в церкви - одна из лучших поставленных в кино боевых сцен, что мне удалось увидеть, включая летающих мятежников в фильмах Чжана Имоу и, пардон, тупой, но сделанный на славу "Особо Опасен".

А сейчас мне привезут пиццу, я включу "Шпион, выйди вон" и видимо мое сердце разобьется, или что там мне обещают мои милые избранные в ленте.
Из больнички я, если что, уже выписалась.

@музыка: Hozier - Take Me To Church

@настроение: awaiting for my life to shatter.

@темы: cinematographe, Красата.

01:11

***

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов


OVID, METAMORPHOSES (I)

Of shapes transformde to bodies straunge, I purpose to entreate,
Ye gods vouchsafe (for you are they ywrought this wondrous feate)
To further this mine enterprise. And from the world begunne,
Graunt that my verse may to my time, his course directly runne.
Before the Sea and Lande were made, and Heaven that all doth hide,
In all the worlde one onely face of nature did abide,
Which Chaos hight, a huge rude heape, and nothing else but even
A heavie lump and clottred clod of seedes togither driven,
Of things at strife among themselves, for want of order due.
No sunne as yet with lightsome beames the shapelesse world did vew.


@музыка: Pink Floyd - One Of The Few

@настроение: chaos reign o're me

@темы: Pink Floyd, delicatessen, bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Впервые я сказала это зимним вечером почти что тринадцать лет назад.
Я лежала на полу у себя в спальне, после того, как моя мать ударила меня об игрушечную лошадку, и мой левой локоть с хрустом сломался. После того, как мы полтора часа прождали скорую помощь, я не выдержала и спросила мать:
- Мама, я умру?
Я никогда не кричала от боли, но тогда от этого вопроса от боли закричали мои родители и кричали до тех пор, пока скорая из уже второй больницы не доехала до нашего дома.
Снежило; когда мы доехали до больницы имени Пирогова, в народе называющейся Пироговкой, было уже далеко за полночь. На "ресепшн" валялся упитый бомж.
Он стонал и матерился и умолял о чем-то бабцу на приемной.
Бабца красила ногти и была неумолима.
Вскоре к нам подошел наклюкавшийся медбрат. Он еле выдавливал из себя слова, но вместе с отцом у них удалось взвалить меня на кушетку. Медбрат напевал под нос "Владимирский централ" и катил меня вверх по коридору. Моя рука, замотанная в гипс и выставленная в сторону на манер шлагбаума тряслась и дергалась. Сердце у меня внутри тоже тряслось и дергалось да и в целом я была вся такая трясущаяся и дергающаяся шестилетняя девочка, которая "умничка, ты совсем не плачешь".
Открытая нараспашку дверь одного из кабинетов приближалась к моей вытянутой руке, и если бы отец не перехватил кушетку у веселого медбрата, лечить бы мне пришлось явно не один перелом.
Я помню, как я лежала перед общим наркозом.
Однажды я уже была вот так вот, распластанная на спине, пока на лицо мне нацепляли маску, отравляющую все вокруг сладковатым запахом гниения.
В первый раз я брыкалась и звала маму, а мне сказали: "Смотри наверх. Там ты увидишь картинки с принцессами".
"Я не хочу принцесс, я хочу чтобы пришла мама".
Мама не пришла.
Но ко второму разу, я уже знала, что от наркоза не спастись, нужно только лежать тихонько и отдаться сну.
Я проснулась в общей палате, где целую ночь дети верещали от боли, а одна девочка очень громко рыдала, когда у нее попытались "взять мазок".
- Если будешь дергаться, я тебя в язык уколю! - Пригрозил ей врач.
Я никогда не видела лица этой девочки, помню только, что она начала петь песенки, когда ей полегчало от болеутоляющего, и помню ее левую ногу с лангеткой на ней.
Говорили, что ее переехала машина.
Дальнейший месяц я провела в отдельной палате, которую я получила, после того, как отец дал на лапу главврачу.
Я не ела больничной еды, только барбариски, и моя, уже покойная, бабка носили мне мандаринов в палату.
И. была со мной каждый день, каждую ночь кроме выходных. Я не могла уснуть от боли и слышимо вздыхала, а И. громко плакала и читала мне вслух "Муми-тролли".
Я ненавидела и ненавижу этих муми-троллей всем сердцем, потому что их приключения в мармеладных бассейнах только сильнее напоминали мне о том, что я лежу уже которую неделю на кровати с четырьмя пружинами кусающими меня за спину. Бесконечно.
Родители редко появлялись в больнице, отец иногда спал со мной в палате на выходных, очень громко храпел, устанавливал собственные порядки и читал мне Жюля Верна вслух. Мать практически не приезжала. Она говорила, что больницы действуют на нее угнетающе, ну конечно же, государственная Пироговка, это не ее частная клиника по антиэйджингу.
Я помню, как один врач пришел проведать меня. Глянул на меня и гакнул И.:
- Я почему оно так лежит?
- Кто "оно"? - Не поняла И..
- Ну оно, - он указал на меня.
- Это она.
- Неправда, у детей до десяти лет нет пола.
Это до сих пор остается самой забавной штукой, что я слышала в жизни.
- Оно неправильно лежит. Оно полусидит, но должно лежать.
После долгой ругачки, ко мне таки пригласили двух медсестер. Они сказали, что слышали о том, что я хорошо переношу боль, а потом будут двигать сбившуюся у меня на кости спицу без обезболивающего.
- Это все "профессор Кислых Щей" виноват, - сказал врач, - это он ее неправильно уложил.
А "профессор Кислых Щей" был между прочим главврачом.
Когда месяц истек и с меня сняли гипс, я впервые оглядела комнату, в которое все это время жила. Впервые я посмотрела себе через плечо, туда где все это время было окно, и я увидела занавески.
Это были зеленые занавески в желтую полоску с животным орнаментов, вышитом у самых концов.
Эти занавески тогда показались мне самым странным и удивительным, что я видела в этой жизни.
И тогда я впервые за тот месяц расплакалась.

Прошло тринадцать лет, и я больше уже никогда не проговаривала вслух слова: "Я умру?"
Сегодня я сказала: "Я не хочу чтобы со мной случилось что-то плохое".
Бешеный пульс, температура 40 градусов, гайморит, отит, бронхит, "Я не хочу чтобы со мной случилось что-то плохое".
- У меня никогда не было 40, понимаете, - слова вылезают изо рта сухо и обрывисто, как сорные насекомые, - и сердце колет, очень колет, меня это чуть-чуть волнует, - продолжаю я. Мне страшно так, что любые мысли вылетают из головы, точно искры.
Медсестра говорит, чтобы я подождала пока придет доктор.
Она смотрит на меня, а я понимаю, что не могу дышать, и даже не от того, что грудь как будто кто-то бульдозером переезжает, а потому что мне страшно.
Она прищемляет мой левой указательный палец приспособлением, измеряющим пульс. Он пикает и горит красным, так как пульс слишком быстрый.
- Я пойду проверю, пришел ли доктор, - говорит медсестра и уходит.
Страх еще сильнее щемит сердце, плечи выбивают артиллерийскую дробь, в уголках глаз собираются слезы, я складываю руки на мосты и понимаю, что не знаю к кому обращаться и что просить и чего ждать, единственная жадная мысль во мне это оголтелое, произнесенное шестилетней девочкой, лежащей на полу своей комнаты: "Мама, я не умру?".
Устройство на пальце продолжает попикивать в остановкой в секунду. Я боюсь пошевелиться, свет из окна приглашает на прогулку и печет затылок, устройство попискивает, я очень боюсь умереть, и это все о чем я могу думать.
Не могу зацепиться ни за одно стихотворение, ни за образ, ни за песню.
Пик-пик-пик-пик.
Грудь глодает озверевший от голода зверек.
Я заставляю себя учиться дышать заново.
Я бы хотела, чтобы медсестра осталась, чтобы был кто-то знакомый на чьи колени я бы склонила голову и перестала волноваться, все таки научившись любить атомную бомбу.
Врач говорит, что у меня вирус, сбивает температуру, а на мое сбивчивое: "Меня тревожит, что у меня болит сердце" и задает резонный вопрос: "А где ты думаешь, у тебя сердце?".
Я показываю на участок груди, где гнездится эта сжимающая меня всю боль, и понимаю, что скорее всего ошибаюсь. Мое сердце не здесь, оно не болит, оно убежало на Барбадос и теперь счастливо ловит там рыбу и попивает коктейли.
Здесь осталась только я, с этой плитой на груди, гигантскими, распустившимися алым, гландами, заложенными ушами, потекшим носом и моим: "Я не хочу умирать", и пониманием того, что каждое мое написанное слово это через все эти года и мытарства и путешествия, так или иначе: "Мама, я не умру?".

Никакой мамы по близости нет и не было, но я и без нее знаю, что, да, конечно же я умру, я конечно же умру, мама, но это будет точно не сейчас.


Listen or download Ray Davies Morphine Song for free on Pleer

Listen to my heartbeat
Yeah, all fall down
Someone help me off of the ground
Listen to my heartbeat
Yeah, all fall down
Someone help me off of the ground

And opposite me Brenda the alkie coughs so deep
It's the drugs and the drink, it could happen to anyone
Sure makes me think
And the bed beside her is full of cables and leaves
Nobody visits, nobody grieves

Listen to my heartbeat, slow but clean
While Brenda the alkie looks so mean
They wheel her out, she starts to cry
"If I don't get better, I'm gonna die
I'll go cold turkey till I'm clean
I'll go to jail but you get the morphine"

Yeah, all fall down
Someone help me off of the ground
Listen to my heartbeat
Yeah, all fall down
Someone help me off of the ground


@музыка: Ray Davies - Morphine Song

@настроение: I dunno anything.

@темы: И смутился дьявол, и увидел, как ужасно добро... (с), Семейный портрет в интерьере, All I can do is be me, whoever that is, shoeshine

22:15

***

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Когда мать написала мне об этом, до меня не сразу дошло.
Она сделала ошибку в имени и написала "Мая", а не "Майя".
Именно поэтому я сначала подумала о месяце мае и не сразу сообразила. Хотя возможно такие вещи всегда доходят не с первого раза.
Мне почему-то сейчас кажется очень важным - эта ошибка. Ведь она Майя, а на самом деле Маиса, то есть Май + Сталин. Кажется, я об этом уже писала раньше.

Я зашла к ней вчера. Наша первая встреча за последние два месяца. В прошлый раз она отдала мне букет своих декоративных гвоздик (красный фетр покрыт пылью. Этим гвоздикам с пылью явно больше лет, чем мне). Ей казалось очень важным, что я оставлю эти гвоздики у себя. Другой важной вещью было нечетное число цветков. Я сидела в угловом кресле у окна, по-мужски расставив ноги. Я это поразительно хорошо помню.

Вчерашнюю встречу я тоже хорошенько запомнила.
Я села в то же кресло. Тоже по-мужски.
Я познакомилась с ее сиделкой.
- А вы Елена или Галина? - Спросила она.
- Галина, Галина, - я не могла понять какой улыбкой одаривает е сиделка - купленной или же искренней, - я понимаю, как вам легко запутаться. У вас же три разные дни и все приходят без графика. А вы внучка, да? Та что на фотографиях?
Я кивнула.
Я знала, что ей лучше, что она уже передвигается с помощью ходунков, что у нее хороший аппетит и все тоже чувство юмора.
Тогда сиделка сказала, что она сильно похудела за последние пару дней.
И в тот момент я подумала именно об этом, я не знала, что будет завтра, но клянусь, я подумала - я - правда - правда - правда - подумала.
- Она в прострации, - как бы извиняясь за ее полнейшую молчаливость, сказала сиделка.
Я кивнула. Вновь. Я не люблю такие комментарии, когда человек еще сидит рядом и слышит. Пусть ей было плевать, но все равно. Всегда есть шанс, что человек все слышит.
Потом сиделка ушла.
Я подсела к ней на кровать.
Все это время был включен телевизор.
Это к теме не относится, но я ненавижу телевизор. Это одна из редких вещей, которые я ненавижу. Куда больше отсутствия самоиронии, манки и леопардовых принтов.
- Что смотришь?
- Сериал.
- Понятно. А о чем там?
- Как всегда, про революцию. Одно старье показывают, я все это уже видела.
Она никогда не умерла такой молчаливой, как вчера. Обычно она спрашивает меня обычную дребедень про то, хорошо ли я знаю английский, на отлично ли сдаю экзамены. Есть ли у меня "мальчик". Часть с "мальчиком" обязательна, но у нее она всегда выходила забавнее, чем у остальных.
- У меня все хорошо. На следующей недели полугодовые экзамены.
- В университете?
- Ну. В моем колледже.
Опять пауза и опять и опять.
- И через две с половиной недели экзаменационная постановка в театре. Я сама написала сценарий. И режиссирую. И играю.
В конце концов почему бы не заполнить пустоты собственными еще не свершившимся сомнительными достижениями?
Пока я говорила, я смотрела то в ящик, то на ее ноги.
Ящик горел, на нем сменялись картинки с картонными лицами, произносящими еще более картонные реплики.
Ее ноги были белыми и худыми. Чуть похожие на сварившиеся в бульоне куриные ножки, только с рисунком синих тонких вен - снизу-вверх.
Белые ногти.
Это были очень уродливые ноги, очень жалостливые. Похожие на ноги больной, маленькой девочки, хотя все остальное тело принадлежало седой, замкнувшейся в себе старухе.
Выше колен они прятались в полах халата.
- Старье одно показывают. Я все это уже много раз видела.
- Ага, ты уже говорила. А еще у меня так и не появился мальчик.
- Как же так. Вот безобразие, - она говорила, не отрывая взгляда от экрана, - ты наверное слишком хороша для них. Хотя нельзя так - в девках засидишься.
- Ну это неплохо, - промямлила я, чтобы чем-то занять очередную паузу, - может быть это неплохо.
- Надоело это старье. Одно и тоже на каналах показывают.
У нее был несколько обеспокоенный взгляд.
Это заставило меня спросить:
- О чем ты думаешь?
И я, хоть убейте, не помню, что она ответила.
И в этом есть что-то невероятно ироничное, но опять же, я не понимаю что.
А потом мне написала сообщение Офелия, и я ушла к ней, ведь я скучаю-люблю-мчусь и эт сетера, эт сетера, эт сетера...
На прощанье я подумала, может чмокнуть ее в щеку, но я никогда так не прощаюсь с семьей, мне всегда слишком неприятно и даже брезгливо это делать. А сжать ее за руку и вовсе казалось глупым.
Так что я сказала, что приеду совсем скоро - опять же - через два месяца.
Вместе с "до свиданья-рада познакомиться-удачи" сиделка отдала мне листок бумага с перечнем лекарств, которые отцу стоит для нее купить.
- (Его инициалы) не приедет сегодня?
- Нет, не думаю.
Сиделка закрыла за мной дверь на ключ.

А час назад, когда я ждала чемодан в Хитроу, мать отправила мне сообщение, и кроме мысли о том же, как странно, что я больше ее не увижу, был образ ее правой ноги - белой, тонкой и безобразной. Только этой ноги.

По телефону отец сказал, что я была последним членом семьи, кто видел ее, сказал, что у нее был отек легких, сказал, что с ним все нормально. По звуку было похоже на сухие рыдания, хотя никогда нельзя исключать шанс помех на связи.

Вот так умерла моя бабушка.

@музыка: Pink Floyd - Two Suns In The Sunset

@настроение: ---

@темы: limelight, Семейный портрет в интерьере, shoeshine