23:26

Doctor Falls

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Сначала я зашиперила Дэвида 8 с Уолтером в "Завете", а теперь Мастера с Мисси в "Докторе Кто". Объявляю этот год - годом любви к себе!

Фички?

P.S. И Мастер опять катает Доктора на коляске. Святая традиция.

@музыка: --

@настроение: посмотрела пока только еще 6 минут из последней серии, а уже погорела

@темы: cinematographe, Doctor Who

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.

Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все - как будто бы под небом
И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель, и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!

К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?!-
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.

И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,

За то, что мне прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
- Послушайте!- Еще меня любите
За то, что я умру.

(М. Ц.)



Он-режиссер гладит живот ее-продюсера, ведь она беременна, ведь он ее партнер, ведь мы закончили сегодня съемки до заката, а сегодня последний день меня двадцатилетней, нелегально прибегающей к возлияниям, и я до сих пор не могу сама на себя опереться, но почему-то все вокруг залито светом. Я вижу это только через объектив камеры, стоит сморгнуть и посмотреть миру в глаза — так он уже линяло-серый, поэтому я смотрю только в камеру, только вперед, только перед собой, смотрю и падаю в эту бесконечную, поднебесную синь.


@музыка: Genesis - Looking For Someone

@настроение: ...to take all the dust and the dirt from my throat

@темы: delicatessen, All I can do is be me, whoever that is, My Private Mulholland Drive, bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Писатьнеочем

У Черного человека — холодные руки, когда он зажимает мне рот, и воспаленные от бессонницы глаза. Черный человек говорит:
— Чем больше я пишу, тем красивее становятся твои руки.
Я гляжу на свои руки черные от чернил, а потом вновь поднимаю на него глаза. Они у него линяло-серые, точно вся синь была вымыта из них однажды после очередной психотической стирки.
Я закрываюсь от него в спальни, залезаю на кровать прямо в бутсах и просыпаю сигаретный пепел мимо горлышка бутылки. Черный человек шатается всю ночь по моей кухне, собирает сереющими носками пыль, воет в щель под входной дверью, мол, выпусти, выпусти меня наружу. Он лжет, что сходит за меня супермаркет, купит хлеба и молока.
— Лжец,— цокаю я языком.
Я слышу шаги за дверью моей спальни, а потом его переполненное клубничной жвачкой и гнилью рта дыхание.
— Впусти меня правильно, — кривляется он.
Я молчу. Я слишком часто молчу в последнее время, а стоит раскрыть рот, так тут же начинаю жалеть, что не удержала его под замком, как сейчас вот удерживаю Черного человека. Тот кашляет и шаркает ногами за дверью, а я вспоминаю о тебе и об отсутствие моих слов, которым суждено витать вокруг тебя, но не прикасаться, ведь я не хочу, чтобы мои руки чернели, как у Черного человека.
— Лгунья, — в тон мне повторяет Черный человек, расслышав последний обрывок моих мыслей к тебе.
— Не-а, — тяну я, но мы оба уже знаем, что мой проигрыш заказан заранее.
— Лгунья, лгунья...
В голосе Черного человека — патока и утонувшие в ней мухи. Я бы вылизала его горло. Боже.
— Ты все врешь своему мозгоправу. Все-то ты можешь, и писать и сказать. У тебя просто язык ломается от этих слов. А знаешь отчего это?.. От гордыни.
— Не говори так.
— Я бы вообще ничего не говорил, если бы ты просто впустила меня. Ты так боишься остановиться и посмотреть на себя, на свою игрушку-котейку, на людей, на вырез на твоей груди, на мир, на двадцать белых мышей разорванных пополам в своих арахисовых мышеловках, и поэтому ты бежишь...
— Мне не нужен твой сраный психоанализ!
— ...по платформе метро, пока не упадешь вниз, в самую шахту.
От недосыпа у меня слезятся глаза. Я грожу закрытой двери кулаком.
— Ну убей меня. Просто убей меня тогда!
Я знаю, что там, за закрытыми дверями Черный человек качает головой.
— Нет.
— Тогда трахни меня.
— Нет.
— Почему?
— Потому что мы не играем с тобой в это.
— Просто ляг и проведи ночь со мной. Под одеялом. Можешь не трогать меня, просто будь со мной...
Я осекаюсь.
Поворачиваюсь и гляжу в окно, хотя и без того знаю, что уже начало светать. Утренний туман съел верхушки небоскребов в Файненшиал дистрикт. На улицу медленно выползают смрадные попрошайки. Зелень — такая мокрая.
— Тогда... — я медлю, прочищая пересохшее горло, — просто позавтракай со мной. Перед тем, как я уйду на работу. Пожалуйста.
Когда Черный человек отвечает мне, в его голосе проскальзывает глупая нежность.
— Конечно.
Я надавливаю на дверную ручку, а потом дергаю ее на себя заранее зная, что раскрыв дверь, никого перед собой не увижу.

*
За пятнадцать минут до выхода из дома я рисую себе черным карандашом стрелки, а сиреневый сумрак рассвета рисует мои глаза в зеркале линяло-серыми. Это напоминает мне о ком-то. И это самая прекрасная вещь.

@музыка: ---

@настроение: встала в четыре утра, чтобы поехать на съемки в сраный Нью-Джерси

@темы: тексты

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Ее имя переводится с санскрита, как «вездесущая». У нее темные блестящие глаза и драные колготки в сеточку, а у меня, как выясняется, легкая фиксация на индианках.
Мы договорились о встрече еще в октябре, в ту ночь, когда я смотрела иранских арт-хаусный хоррор с позабытым названием, а потом вывалилась на улицу и тут же вывихнула лодыжку.
Полгода спустя мы наконец-то встречаемся — ее зовут Вишва и в ее сумке две бутылки шерри, которые она собственноручно высасывает за ночь. Вишва совсем не «моя девочка» — ее проживание на этом свете состоит в попойках с ее подругами, которых она называет «энджел» и «бэйби», а когда она не выбалтывает очередную искрометную историю про свои похождения по ночному Бруклину и не говорит «я уродлива, как крыса!», она плачет, и от слез ее блестящие глаза мутнеют, точно настигнутая прибрежной волной галька.
Стоит мне посидеть с Вишвой час, как я понимаю, что нет ни шанса, что мой целибат не будет нарушен этой ночью. Все так просто — нужно быть лишь чуть снисходительной, и слегка бессердечной. Когда Вишва заставляет меня открыть инстаграм Ланы Дель Рэй (Та восклицает, «Она ведьма! Все знают, что она ведьма!», а я проглатываю смешок), Вишва выхватывает телефон из моих рук, обвиняя меня в том, что я не «разглядываю» фотографии, а беспонтово «скроллю».
Вишва заявляет, что уязвлена до глубины души.
— Ты такая сладкая, — насмешничаю я.
— Ой все, ты больше не существуешь для меня.
— Такая ужасно сладкая, — я цепко хватаю ее загривок, — у меня от тебя сраный диабет.
Вишва смеется и талдычит что-то в стиле «ты такая, такая, такая...» Я уже не помню какая. Видимо, то что надо, раз уже полночь, а она не собирается уходить.
Минуты идут, я с тоской вспоминаю о скаченном фильме Апичатпонга Вирасетакула, который я скачала «для нас», но последнее, что интересует Вишву это тайский арт-хаус или же мой интерес к оному. Мне больше не о чем с ней говорить. Значит, осталось ее трахнуть. Я холодно ловлю себя на мысли, что не это ли проскальзывало в головах всей той батареи мужчин, которая побывала со мной на этой самой кровати. Возможно, я вызываю у себя отвращение, самую чуточку (неприкрытая жестокость, внутренняя и не очень мизогиния, бессердечная ирония — я вбираю все это), но ей, ни какому другому чувству не пробраться через массив моего космического отчуждения от самой себя.
пенетрировать текст дальше







@музыка: Syd Barrett - Dolly Rocker

@настроение: shoot

@темы: limelight, Красата., shoeshine

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов


Атомная прогулка за женским сердцем


Если считать следы у костра, то нас шестеро. Шесть пар глаз, шесть пар пальцев на руках и ногах (ах, как замечательно, что у нас есть и руки и ноги одновременно). Еще у каждого из нас тридцать два зуба и мы грызем себя, а значит и друг друга вечерами, мы грызем себя в полдень и утром, мы грызем себя ночью, грызем и грызем, а потом мы берем детскую лопаточку из песочницы, переполненной сажей и пеплом, и роем могилу. В ней, в отличие от тела, тесно не будет.

Черный человек — я сижу на пустынном, выжженным солнцем пляже, такой одетый и обутый, и я улыбаюсь своим щербатым ртом. На моих коленях устроилась безымянная синьорина и она поит меня теплой текилой. Гадость еще та, но я жадно глотаю, ведь я жадный до жизни и смерти человечек. Синьорина лопочет что-то на своем языке, а я безучастно киваю, загребая ладонями горсти песка. Шумит океан. Соленая вода отвратительна, ровно как и это лето, ровно, как и все лета до него. На самом деле шутка в том, синьорина, что меня ничегошеньки больше не развлекает. Все, чем я занимаюсь это сижу на берегу и ерзаю пальцами ног в башмаках — песок попадает под носки и прилипает шершавой пленкой к коже. Но океан блестит, а солнце высоко, а значит — время убивать. Я причмокиваю текилой и поворачиваюсь к моей синьорине.

Стальной человек — безотцовщина, а значит я стойкий оловянный солдатик с атомным сердцем и лампой джина между ног и патологическим страхом женщин. Мать воспитывала меня одна, и я считаю, что знаю о женщинах все. Я знаю, что влагалище, это бомбоубежище, которое подрывается изнутри. Женщины отвечают мне взаимностью — они падки на мой оскал и на мою тяжелую руку. Они лгут мне и жмурят глаза во время оргазма, прячась от меня, даже когда я еще внутри них. Я архитектор и музыкант одновременно — я спроектировал стойкие стены Иерихона и я дул в трубы, разрушавшие мой город. Я очень люблю слово «Я». Я все время плачу, но этого не видно, и потому мама называет меня бесчувственным сухарем. Всякий раз, когда она это делает наша с ней квартира взрывается изнутри.

Человек-мышь — я грежу о любви и о мертвых маленьких зверушках, а потом я просыпаюсь от детских криков за окном и мигрени и очередного кризиса среднего возраста. Я неудачливый муж, неудачливый отец, неудачливый сын и неудачливый коллега. Еще я алкаш, наркоман и романтик. Лет до одиннадцати у меня было настоящее имя и даже собственная собака, которая лизала мне лицо и плевала на мои команды, но потом дверь в мою комнату распахнулась настежь и со мной поиграли в затейливое «по кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам». Больше всего я жалею о том, что меня не выебали до смерти, и не придушили подушкой в конце. Потому что маленькая одинокая смерть это куда лучше, чем все, что случилось со мной после.

Цветочница — асексуальная сестра Черного человека, проживающая на пропащей улице пропащих людей на севере Лондона. Цветочница любит герань, гладиолусы, лилии, а больше всего — засушенную французскую лаванду. Кроме обета безбрачия Цветочница дала и обет молчания, этакая окрошечка фельдеперсовая в синем полиэстровом платье. Душа у нее тоже полиэстровая, а голосовые связки сотканы из порванных лоскутов самой замшелой китайской фабрики. Цветочница всегда обращается к себе в третьем лице. Порой остановится у окошка, спрятавшись за поеденной молью занавеской, рассматривая чужие окна чужих людей и начинает вздыхать, «Ах, эта Цветочница, каждый вечер она ужинает собственным сердцем в кляре и пинтой эля, а потом припадает ухом к стене и слушает соседей, экая негодница!» И ее бледное лицо покрывается красными пятнами, когда из квартир соседей начинают раздаваться томные стоны.

Пугало — у меня есть нить Ариадны, что ведет от моего дома на горбатом мосту до твоей хижины скрытой в снегу. Ведь помнишь, мы когда-то с тобой играли в прятки, я водил, а ты пряталась, пока ты не спряталась слишком хорошо, а я простофиля, не смог убедить тебя вовремя, что все, игре — конец, тебе нужно выйти наружу и пойти со мной за руку в наш настоящий дом на реке, где Крот и Водяная Крыса варят в котелке ужин, Жаба читает вслух сказки, а ветер шумит в ивах. Поэтому теперь я падаю кубарем с пней, ломая себе лодыжки, а моя флейта поломана у меня в штанах, и только драная кошка мне друг. Ото лжи у меня вырос нос, а от усталости — горб, а значит запертый в доме на горбатом мосту, с кошкой горбун смотрит в пустоту, после веревки отрезав немножко, кошку вешает в проходе прихожки. От дома, что на горбатом мосту, страхом и гнилью несет за версту, слышан оттуда горбатый набат, а значит душа горбуна отправляется в ад.

Смерть — ты умер, а ведь я никогда не знала тебя, а значит я изначально любила падаль. Я всегда знала тебя, и вдруг ты умерла, хотя я никогда так и не смогла полюбить тебя. Мы все — лодки, проплывающие в ночи. Особенно ты.

Владелица нашего тела — пустышка. Она ненастоящая. У нее нет мифологии. У нее нет силуэта. У нее нет корней. Она — засохшее дерево проросшее на мертвой почве Сонной Лощины, в чьем стволе прячутся окровавленные обрубки наших голов. Мы все знаем, что она лже-хозяин, лже-человек, просто лже-. Она наместник в царстве забвения. Мы не раскроем ей наши лепестки, ей, той, кто выжирает полуфабрикат жизни, ошпаривает язык и убивает наш желудок язвами, ведь она сворачивает на Не Те дороги, говорит на Не Тех языках, пьет слюну Не Тех людей, закрывает наши глаза в самые светлые ночи на этой Земле. Мы, управленцы, не пойдем ей на встречу и не подадим руки, и места ей в нашем хороводе нет. Ей стоило поступить с собой так, как она поступила с нами, тогда, накинув на наши шеи провод, прыгнув и сжав, убивая нас. Но она не смогла сделать того же с собой, как не смогла она сделать еще сотни других верных и светлых вещей, и потому ее место у костра заняла Смерть, встав в одни с нами ряды.
Мы знаем — ей стоило убить себя. Ей стоило убить себя. Ей стоило убить себя.
Мы беремся за руки, каждый в своем времени, в своем месте. Черный человек во время пика эпидемии СПИДа 80-ых годов на калифорнийском пляже. Стальной в провинциальной России, застрявший в безвременье. Человек-мышь, слишком пьяный, чтобы разобрать какой сейчас год и где это его выбросил на улицу таксист. Цветочница, при всем своем онлайн-космополитизме ни разу не покидавшая просторов своей лондонской окраины. Пугало — распятый на удовольствие ворон в ячменном поле. Смерть — нигде и никогда. Мы синхронно шевелим губами и накрываем макушку нашей хозяйки венком из еловых лап. Крохотный клещ незаметно скользит меж ее волос и усаживается прямо на скальп, готовясь впиться в нее смертельным поцелуем. Мы шепчем нашей патронше ее последнюю колыбельную:

Мне кажется, я знаю чей
Огромный лес, но из своей
Глуши он вряд ли различает
Меня и след моих саней.

Мою лошадку удивляет,
Что нас к жилью не приближает
Наш путь: меж лесом и прудом
Замерзшим мрак нас настигает.

Она тряхнула бубенцом,
Мол, все ли так, туда ль идем.
И вновь беззвучна тишина.
Лишь ветер ходит подо льдом.

Лес дивен: мрак и глубина.
Но обещаниям верна
Душа. И много миль до сна.
И много миль еще до сна.


(Р.Ф.)

@музыка: Pink Floyd - Embryo

@настроение: into the void.

@темы: тексты

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Сняла "Stalk" месяца два назад во время снежного шторма Нико у себя в родном Сансет-Парке с одним лишь оператором и его ассистентом. Минус пятнадцать, я бегаю по снегу в платье и в носках, и так целый час, пока не поднялся такой сильный ветер, что мы убоялись, что он разобьет объективы. В холодной ванной я потом на манере "Фортитьюда" переминалась с ноги на ногу и кричала "Жжется! Жжется!", по коже пяток как будто проводили раскаленным прутом. Хотя ноги не почернели - и то хорошо. Но все равно - единственный человек, который может меня понять это Леонардо ДиКаприо.


Stalk from Elizabeth Rakhilkina on Vimeo.



@музыка: Peteris Vasks - The Book, fortissimo

@настроение: на психозах мы и не так можем

@темы: harold demure

17:50

Exposing

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов

Listen or download Leonard Cohen You Want It Darker for free on Pleer

They're lining up the prisoners
And the guards are taking aim
I struggled with some demons
They were middle class and tame
I didn't know I had permission to murder and to maim
You want it darker








We kill the flame


@музыка: Leonard Cohen - You Want It Darker

@настроение: вот что происходит, когда на кино-съемках мне дают японскую маску в перерыве на поиграться

@темы: musique, delicatessen, И смутился дьявол, и увидел, как ужасно добро... (с), All I can do is be me, whoever that is, hipster-style, Leonard Cohen

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Сделала вчера свой первый тест на ВИЧ, по страховке моего университета можно было сделать его бесплатно.
Тест оказался экспресс, и результат мне обещали сказать через 18 минут, и я, значит, ждала, седела и мысленно планировала свою жизнь с ВИЧ плюс.
Оказалось, все-таки, что я ВИЧ-негатив, и на самом деле все супер, но приятно быть ответственной, конечно.

@музыка: The KInks - Starstruck

@настроение: on the line.

@темы: The Kinks, limelight, Я никогда не поступлю в Гарвард... (с)

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Сонечка сегодня укатила из Америки, и я бы написала пост в лучших традициях Норы Эфрон и прочих мелодрам, но она обещала репостнуть, поэтому я не буду пускаться в такие слезоточивые подробности, но... мой отец только что привез мне бутылку виски за двести долларов, с кем я буду ее распивать? с кем пойду на премьеру "Новых Пиратов"? на кого мне злиться, когда на одеяле появятся новые винные пятна? а суп фо на основе арахисового масла, одной что ли его в себя заливать, а? Словом, я в расстройстве.

Но значит - вот мой коротенький фильм, где сыграла  Dva-Stula и мои двадцать белых мышей.


Ah-merica from Elizabeth Rakhilkina on Vimeo.



@музыка: Кровосток - Биография

@настроение: тону в кони айленде в туманах

@темы: My Private Mulholland Drive, - Такое чувство, что вы трахаете меня., harold demure

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов




"Legion FX", season 1, 2017.


@музыка: Kaleo - Way Down We Go

@настроение: ---

@темы: cinematographe, Красата.

00:46

n y x

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Слова вытекают из глаз. Слова вытекают из костей — я собираю их ножом и намазываю жирным слоем на заплесневелый хлеб из холодильника. Слоги черно-белыми икринками лопаются от натиска зубов (два куса левой стороной, один правой), я проглатываю ненаписанные предложения и они оказываются горькими, но мне нравится. Ведь это мои слова. Потом меня конечно же начинает тошнить и я проглатываю прокравшуюся в гортань рвоту. Она горчит, и я хмурюсь. В этот раз улов мне не нравится. Мой отец всегда говорил, что я слишком много пишу — это слово оно у меня на кончике языка — нет, не дилетант — что-то греческое, что-то античное — на кончике языка — Улисс! — нет, вновь не оно — бразописец — и снова не то — если бы только моим отцом был Джон Кассаветис (а матерью Джина Роулендс) — результат был бы тот же — д у р а
Я просыпаюсь в семь утра и топаю на кухню, ставлю чайник, достаю мюсли из шкафчика. Четырехчасовой сон попадает апперкотом в оба глаза и дышит галитозом изо рта. Я поворачиваюсь ко столу — пару раз моргаю и только потом отступаю назад, упираясь поясницей в ручку грязной сковородки, всю ночь простоявшей на сальной плите. Кровавые мышки в глазах.
На столе лежит угодившая в ловушку-липучку последняя белая мышь, оставшаяся со времен прошлонедельных съёмок у меня на квартире, когда двадцать белых мышей прогрызли коробку под названием "Олафленд" и забились в самые потаенные углы моей бруклинской квартиры. Мертвая мышь лежит, распластанная на липучке, а вокруг нее засохшие разводы крови по всему столу. Крошки. Мазок-приманка арахисового масла. Мышиный хвост змейкой прилип к ловушке и успел посинеть за ночь. Крови какое-то "неразумное" количество, как будто разум имеет к крови какое-то отношение. Лишь испражнения и сердце причастны к крови, но никак не разум. Я, олицетворяя разум, непричастная ни к сердцу, ни к крови (возможно, лишь к испражнениям) беру липучку двумя пальцами и бросаю ее в полиэтиленовой пакет, чтобы на улице выкинуть ее в общественную урну.
От мира и так несет тухлятиной.
В тот вечер мы с Э. идем в филармонию и по студенческой скидке усаживаемая на второй ряд прямо перед виолами. Дают четвертую Малера и новую симфонию некой Леры Авербах, которая в девяносто первом убежала из своего Челябинска в Нью-Йорк, чтобы в последствие стать известным западным композитором-поэтом-скульптурном-всем-кем-хочешь-Лера-может-Лера-может-Лера-может-все-что-угодно. Мадам Авербах выходит на сцену, жмет ручку дирижеру и перво скрипке и толкает речь о своей симфонии, которая называется NYx: Fractured Dreams, упоминает саму богиню Никс и всех нью-йоркских мечтателей (меня не забыла ли?). По тигровой расцветке ее платья я понимаю, что Челябинск просто так не вытравишь.
Потом оркестр начинает играть симфонию — грустная сказка покинутого Урала, смычки грозно бьют по скрипкам, музыкальная пила снежит своими звуками прямо мне в грудь, а мои потные ладони липнут к глянцевой програмке, так что я невольно вспоминаю о трупе той мыши, и меня передергивает от раздробленного воспоминания, а потом вновь от скрипки. Когда оркестр заканчивает я не плачу, но меня существенно подёргивает. Нет, я не плачу, не плачу, не плачу — мои раздробленные мечты о возвращении на Итаку. Золотое руно, в котором убаюкано мое сердце. Мокрые и скользкие сирены.
Нет.
Все еще не плачу.
Сны дробятся ровно, как и явь — ко мне приходит А., вернее я прихожу к нему — домой, домой, домой — символ размер со страусиное яйцо — прости меня, мой дорогой — «у тебя дома столько жизни» — дай ты и мне немножечко жизни, вот что хотела сказать я — мой голос никогда не сможет присоединиться к этому хору, вот что хотела сказать я — меня сейчас вывернет, вот что хотел сказать я — «я не злюсь на тебя, я благодарна»...
Я люблю тебя — вот что хотела сказать я. Но меня нужно хорошенько приложить щекой о твёрдое, чтобы я сказала это вновь.
Я прихожу к А. во сне, а там его дом, окруженный озером, и я продвигаюсь под его твердью вперед, пробираюсь внутри сини наводненной мышиными трупами, и впервые под водной гладью мне не страшно. Я вижу его лицо. Я читаю его. Четко и ясно. Я читаю и название и озера: Леро, первые три буквы совпадают с именем композитора, которая преследует меня и в моих раздробленных снах — я пищу во время пробуждения и тяну к А. руки и я не боюсь воды, в этот раз я не боюсь ее нисколечко, и это и сон, и шутка, и подзатыльник одновременно.
На последних встречах я не могу взглянуть А. в глаза — страх бьет по лицу и я кошу взгляд куда-то вниз — так стыдно, нужно взрослеть, но никак не получается — я все еще невидима и (не)свободна, все еще выбираю поломанные качели, все еще грызу ногти и забываю чистить зубы по четвергам.

Раздробленные сны — я просыпаюсь, вытянув руки вверх, вспоминая тебя-себя-ноября-ха-ха — Мама, я закрыла дверь моего сердца на два замка и цепочку. Мама, тебе я открою, чтобы только напоследок открыть нам обеим на кухне газ — Я плачу только на углах улиц. Только, когда нужно свернуть. Только, когда одной из рук, в одном из карманов, когда подмышкой становится пусто и холодно, тогда я плачу, и ветер размазывает влагу по моему лицу, и я вспоминаю, что все ушли — по одиночке, хором, во снах.



@музыка: Lera Auerbach - Postlude

@настроение: ---

@темы: musique, delicatessen, limelight, All I can do is be me, whoever that is, shoeshine

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
"Тюрьма огромная, как сто тысяч кафедральных соборов, и больше ничего, с этого момента, и где-то в ней, возможно, крошечный прикованный пленник, как его обнаружить, как обманчиво это место, какая фальшь - окружить тебя этим, поместить туда живое существо, хватило бы одной камеры, если бы я сдался, если бы только я мог сдаться, не начиная, прежде чем снова начать, нечем дышать, верно, внезапные восклицания помогают держаться, отодвигают роковой час, нет, наоборот, не знаю, начать заново, в этой необъятности, в этом мраке, читать дальше

Последние страницы в романе Сэмюэля Беккета "Безымянный".

@музыка: Gal Costa - Que Pena

@настроение: trying to sum everything up

@темы: delicatessen, bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Пока мой сумасшедший сосед снизу в восемь утра бил куском арматуры по радиатору моей бруклинской квартиры, и в моей ванной сыпались куски побелки, мы с Сонечкой расписывали сексуальные перверсии некоего графа Олафа!
Читайте на Ваш страх и риск.

22.01.2017 в 17:01
Пишет  Dva-Stula:

Скорбное совокупление
Мы с  S is for Sibyl написали самый лучший в наших жизнях и в фандоме Лемони Сникета фик. Фик включает в себя рейтинг NC17, Эсме Скворол, которой еще не было в сериале, и дерти ток от Солнышка, так что если вы не приемлете такие детали или же не любите творчество Лемони Сникета, то не читайте. Мы не могли заснуть до восьми утра, мучимые образом графа Олафа.




Скорбное совокупление

2132 слова

URL записи

@музыка: хава нагила и прочие пакости

@настроение: И Сибил побежала делать татуировку с глазом!..

@темы: fiction, This one's vanilla. This one has a hint of nutmeg. And this one is a little bit lemony. (c)

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
"I will love you with no regard to the actions of our enemies or the jealousies of actors. I will love you with no regard to the outrage of certain parents or the boredom of certain friends. I will love you no matter what is served in the world’s cafeterias or what game is played at each and every recess. I will love you no matter how many fire drills we are all forced to endure, and no matter what is drawn upon the blackboard in a blurring, boring chalk. I will love you no matter how many mistakes I make when trying to reduce fractions, and no matter how difficult it is to memorize the periodic table. I willlove you no matter what your locker combination was, or how you decided to spend your time during study hall.
I will love you no matter how your soccer team performed in the tournament or how many stains I received on my cheerleading uniform. I will love you if I never see you again, and I will love you if I see you every Tuesday. I will love you if you cut your hair and I will love you if you cut the hair of others. I will love you if you abandon your baticeering, and I will love you if you retire from the theater to take up some other, less dangerous occupation. I will love you if you drop your raincoat on the floor instead of hanging it up and I will love you if you betray your father. I will love you even if you announce that the poetry of Edgar Guest is the best in the world and even if you announce that the work of Zilpha Keatley Snyder is unbearably tedious. I will love you if you abandon the theremin and take up the harmonica and I will love you if you donate your marmosets to the zoo and your tree frogs to M. I will love you as the starfish loves a coral reef and as kudzu loves trees, even if the oceans turn to sawdust and the trees fall in the forest without anyone around to hear them.
I will love you as the pesto loves the fetuccini and as the horseradish loves the miyagi, as the tempura loves the ikura and the pepperoni loves the pizza. I will love you as the manatee loves the head of lettuce and as the dark spot loves the leopard, as the leech loves the ankle of a wader and as a corpse loves the beak of the vulture. I will love you as the doctor loves his sickest patient and a lake loves its thirstiest swimmer. I will love you as the beard loves the chin, and the crumbs love the beard, and the damp napkin loves the crumbs, and the precious document loves the dampness in the napkin, and the squinting eye of the reader loves the smudged print of the document, and the tears of sadness love the squinting eye as it misreads what is written.
I will love you as the iceberg loves the ship, and the passengers love the lifeboat, and the lifeboat loves the teeth of the sperm whale, and the sperm whale loves the flavor of naval uniforms. I will love you as a child loves to overhear the conversations of its parents, and the parents love the sound of their own arguing voices, and as the pen loves to write down the words these voices utter in a notebook for safekeeping. I will love you as a shingle loves falling off a house on a windy day and striking a grumpy person across the chin, and as an oven loves malfunctioning in the middle of roasting a turkey. I will love you as an airplane loves to fall from a clear blue sky and as an escalator loves to entangle expensive scarves in its mechanisms. I will love you as a wet paper towel loves to be crumpled into a ball and thrown at a bathroom ceiling and an eraser loves to leave dust in the hairdos of the people who talk too much.
читать дальше

Lemony Snicket's The Beatrice Letters



@музыка: ---

@настроение: the love letter of all the love letters

@темы: delicatessen, This one's vanilla. This one has a hint of nutmeg. And this one is a little bit lemony. (c), bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
 Dva-Stula, если у тебя когда-нибудь будут детишки, и если ты когда-нибудь скоропостижно скончаешься при невыясненных обстоятельствах, и я стану опекуншей твоих детишек, ах прости, твоих сирот, тогда я выращу их со всем моим кровожадным энтузиазмом, псевдо-еврейскими загонами и неизлечимым эгоизмом наполовину филологической девы, наполовину драма-квин.

Благо, теперь у меня есть татуировка, которая позволяет все это безобразие.

VFL.RU - ваш фотохостинг

@музыка: ---

@настроение: look away look away

@темы: Memory of a free festival, hipster-style, - Такое чувство, что вы трахаете меня., This one's vanilla. This one has a hint of nutmeg. And this one is a little bit lemony. (c)

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Я вам открою одну тайну. Дело в том, Александра, что и я, и вы, и все люди вообще живем не на той планете. Мы инопланетяне, так сказать. Понимаете? Дело в том, что когда-то очень давно люди из далекого мира попали на эту планету и остались здесь волею обстоятельств. А потом родились наши предки, а потом мы. Мы мучимся над мелкими, никому не нужными проблемами, мы тратим наши мысли и чувства впустую, мы от рождения смотрим себе под ноги, только под ноги. Помните, как с детства нас учат: «Смотри себе под ноги… Смотри не упади…» Мы умираем, так ничего и не поняв: кто мы и зачем мы здесь. А между тем где-то глубоко в нас живёт одно стремление: туда, ввысь, домой! В тот далёкий мир, откуда мы пришли. И где живут такие же люди, как мы. Только они дома и счастливы. Мне даже кажется, что они иногда думают о нас. Им нас очень жаль. Вы этого не чувствуете? Вспомните, у вас не было такого чувства, что кто-то жалеет вас и ждёт? Почему влюблённые смотрят на звёзды? Почему их так привлекает небо? И оно распахивается перед ними, как двери в бесконечный, знакомый мир. Почему нам с детства снится чувство полёта? А потом, к старости, нам снятся, что мы падаем вниз, стремительно падаем. О, это чувство ужасно! Но вам это, очевидно, ещё не снилось. Почему во сне мы говорим на языках, нам неизвестных, совершенно свободно? Почему мы видим явственно удивительные ландшафты и строения, знакомые нам и которых мы никогда не видели наяву. Почему? А чувства, необыкновенные, яркие, горячие, которые мы забываем днём!.. Вам не случалось узнавать людей, которых вы никогда не видели прежде? Узнавать, как давних знакомых, по одному движению, по запаху?.. А слова, обращённые к нам, которых никто не сказал!.. Нас зовут, просят о помощи, предупреждают об опасности… Десятки, сотни голосов. Откуда? Они у нас в крови. Если бы всего этого не было… О, если бы не было! Разве стоило бы жить такую короткую жизнь, короткую, как мгновенье? Но за одну эту маленькую жизнь мы рождаемся и умираем десятки раз за многих других людей… Что это? Скажите!.. Это фантазии? Но они больше, чем целая жизнь. Зачем мы их убиваем? Ведь для чего-то они живут в нас. Посмотрите на людей. Разве они стали бы обижать друг друга, мучить, если бы знали об этом? Если бы знали, что они единое целое? Если бы они помнили, что у них такая короткая жизнь, и если бы они угадали своё желание увидеть этот далёкий мир. Все наши несчастья кратковременны. Наши дети или внуки, или правнуки, они поймут это. Они отбросят всё мелкое. Поверьте, они будут любить друг друга. А своим детям они будут говорить: "Не смотри под ноги, подними голову!" Вы замечаете, что человек болеет постоянно, с самого рождения, до смерти. Болезни чередуются, приходят, уходят. Но ведь это же неестественно. Ведь какой-нибудь крокодил или муравей живёт здесь же, рядом, однако не подвержен таким странным, таким бесконечным болезням! Я систематически наблюдал и делал выводы. Я вам скажу больше… Мне кажется, я нашёл ключ к разгадке этой самой страшной болезни. Я даже уверен, что нашёл.

"Фантазии Фарятьева". Фильм Ильи Авербаха по пьесе Аллы Соколовой. 1979. Роль Павела Фарятьева исполняет Андрей Миронов.


Монолог Андрея Миронова из фильма Фантазии Фарятьева from Движение Творца on Vimeo.



@музыка: ---

@настроение: borderline

@темы: cinematographe, delicatessen, bookworm

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
2016-ый наверное был одним из самых болезненных, кровоточащих и важных годов в моей жизни. Слишком уж многое поменялось. Я вышла из первых и пока единственных романтических отношений в моей жизни. Теперь, оглядываясь назад, я могу сказать, что эта связь была одной из самых замечательных и теплых в моей жизни, и несмотря на то, что никакого совместного будущего у меня с этим человеком быть не могло, все же… все же я рада, что это произошло с нами обеими. Весь этот год каждую неделю я ходила на психотерапию. Мой терапевт, Иерофант, как я называю его здесь в дневнике, оказался одним из самых поразительных, непонятных, тревожных людей, с которыми я когда-либо сталкивалась. Я предсказуемо полюбила его — очень здорово и по-человечески. Иногда, когда я проезжаю по Бруклинскому мосту, и смотрю на черную Ист-Ривер, заливающую горизонт, мне хочется позвонить ему и сказать, «Я бы хотела, чтобы ты был здесь. Здесь так красиво». Я начала писать то, что я называю своей третьей книгой. Мы пишем ее вместе с Иерофантом — она больно бьет меня в зубы, а из горла вместе с желчью и кровью выходят редкие удачные слова.
Я нашла себе замечательного друга — (М)орган, а вернее Гу Фан Вэй, моя lizard on the window pane, фарфоровая и взрывоопасная прямиком из Нанкина, и возможно, где-то через год ее богатый папаша даст нам семьдесят тысяч к к фильму, который я сниму по ее сценарию.
Я начала спать с людьми. С женщинами. С мужчинами. Со всеми подряд, на самом деле. Меня уже не тошнит, когда я целуюсь в губы, и я более-менее могу выключить свою голову непосредственно во время эротической сцены, вместо того, чтобы по Славою Жижеку отстраненно размышлять о том насколько бессмысленны эти действия взад-вперед.
У меня появился friend with benefits, социопатический, интеллектуальный, лишенный эмпатии, Любитель Набокова, дружбу с которым я остро переживала все лето, а осенью я все-таки приняла решение оборвать эту никуда не идущую муторную связь.
Я познакомилась и рассталась, но не позабывала огромное количество людей — Шеймуса, в которого я едва не влюбилась, психотический и сексуально расторможенный в своих кожаных пальто и куртках со шпагами и метальными ножами, теперь он в Калифорнии на военной службе; Джонатан, научивший меня заниматься любовью, а не сексом, с голосом Диаманды Галас в квартире и золотистыми волосами, пахнущими крепким кофе; Дэдди-гай и его коллекцией фотографий Хироши дома, миллиардами за пазухой — о, дорогой, ну, пожалуйста, подкинь мне немножко денежек на съемки нового фильма; Пол, мой маленький эксперимент а-ля американская мечта, который с треском провалился, стоило времени и быту вмешаться в наши поэтические изыскания; Джош Эдвард, который довольно скоро станет известным музыкантом и будет писать мне саундтрэки; французский мальчик Бонапарт, который не замечал, как я плакала в его постели; Макс МакГиннесс, с которым одной ночью мы поочередно были то Джойсом, то Норой, а под утра разбежались в разные стороны, как ошпаренные бездомные кошки; Конрадин — швейцарский художник, подаривший мне столько пугающих фотографий и назвавший меня «eine traumatisierte Frau».
Сонечка. Так странно быть с ней в одном городе, так странно видеть ее каждую неделю и не спешить при встрече наверстать месяцы изоляции. Никуда не спешить. Строить планы по совместному съему квартиры.
Я сняла свой первый короткометражный фильм. Я знаю, что для «первого короткометражного фильма», когда тебе двадцать — он замечательный. Для фильма в целом — не очень. Этот момент — я запомню тебя навсегда — за день до начала съемок я стою на съемочной площадке вместе с моим оператором, мы обсуждаем шот-лист, мой взгляд падает на отражение в зеркале — человек по ту сторону стекла — я — уверенная в том, что я делаю — на своем месте — здесь и сейчас. Тогда я до конца убедилась, что все эти годы подготовки себя к моему первому фильму не были ошибкой.
Я узнала, что у меня есть поведенческое расстройство. Иерофант написал про меня статью страниц на десять в московский психологический вестник, оттуда я и узнала, что у меня пограничное расстройство личности. Редакция запретила Иерофанту использовать в статье слово «вагина», на что он предложил заменить «вагину», на «пизду», но легче никому не стало. Теперь я учусь жить с болезнью Энакина Скайвокера, Брэндона Салливана и Брюса Робертсона. Вот и компания у нас собралась.
Я болела гриппом на сьемках в холодных лесах Нью Джерси; переживала мононуклеозные галлюцинации в Тель-Авиве на матрасе Сонечка, пока она зарабатывала деньги стриптизом; пила ром вместе с перп дранком с непонятным челом из Техаса на полуночной автобусной остановке в Вирджинии; теряла вместе с М. спортивный кабриолет ее отца в Атланте; наамфетаминенная вместе с М. мчалась сквозь Северную Каролину, Алабаму, Миссисипи навстречу болотистой и наводненной москитами Луизиане.
Я учусь в замечательном университете и живу в замечательном городе, городе, который я бы ни на что не променяла. Я живу на квартире. В своей личной комнате. Я пью зеленый чай «Аризона» и хожу в бар на просмотр «С широко закрытыми глазами», мы с М. пьем шампанское и принимаем вещества (а вот с ними мне надо быть полегче, конечно). Все замечательно. Я стараюсь не сдавать ни смерти, ни всем ее друзьям. Я пытаюсь задружиться с Сатаной. Шрам болит чуть меньше.

А еще мне дали ирландскую визу и третьего января я уже буду в Дублине.

Люди года: Иерофант (как и в прошлом году впрочем) и М.. Никогда раньше я не понимала так быстро, что могу стать кому-то другом, как случилось с М. — помню, как будто это произошло вчера, как мы шли вниз по Бэдфорд Авеню после просмотра годдаровской «Аве Мария», и М. рассказывала про вечеринку, где хозяин дома заставлял всех по очереди читать «Поминки по Финнегану» Джойса и запивать эту словесную сумятицу шотами. А уже недели через три, не позже, я после длинного марихуанного вечера с М. бежала в ночи к общежитию, еле успевая на терапевтическую сессию, а потом сказала Иерофанту, «Кажется, у меня появился друг».
Событие года: Я поставила свою первую короткометражку «Sleepy», а также познакомилась с еврейским мафиози, для фильма которого я сейчас пишу сценарий.
Писатель года: Кристофер Хитченс (особенно с его изысками о религии).
Группа/исполнитель года: Я весь год слушала классическую музыку, поэтому, композиторы Жан Сибелиус и Оливье Мессиан.
Высокобюджетный фильм года: «Дэдпул», прости господи.
Малобюджетный фильм года: Однозначно «Ночные Животные» Тома Форда.
Фандом года: Как автор, я совсем отошла от понятия фандома, а как зритель и редкий читатель, то в первой половине года, наверное «Звездные войны: пробуждение силы», хотя на самом деле я просто с неистовой силой возжелала Донала Глисона, и попустило меня лишь после того, как я нашла его копию в реальной жизни (псевдо-Донал-Глисон оказался предком Арнольда Шенберга, а когда краснел становился похожим на лобстера). В конце года мы с Сонечкой посмотрели «Фантастических тварей», ну, а дальше, вы поняли…
Лучший опыт года: Съемки моей короткометражки и наш амфетаминный роуд-трип вместе с М. из Атланты в Новый Орлеан.
Худщий опыт года: Все мои бесконечные срывы. Растяжение лодыжки. Мононуклеоз. Эксцесс в начале апреля, про который и рассказать то мало кому можно.
Достижение года: Я — режиссер. Я — женщина. Я — это я, кем бы этот человек не был.
Пожелания на следующий год: Keep it up, kid.

Я вспоминаю, как я покидала Нью-Йоркскую Филармонию после очередной открытой репетиции в четверг утром. Было прохладно. Середина ноября. На мне короткое бежевое пальто. Фонтан у Линкольн Центра еще работает, а вот на ухоженную лужайку музыкальной академии Джулиард уже ступать нельзя. Я все еще плачу после Вагнера, от лучей солнца тротуар кажется белым. Редкие прохожие закрывает глаза и позволяют солнцу-небу-облакам прикасаться к их коже. Мы все — осторожные любовники природы.
Я гляжу в воду на краткое мгновение успокоившегося фонтана. Прошлой ночью я закончила сценарий своей следующей короткометражки, и теперь я думаю о Иерофанте, и о том, как он невероятно мне помог — мне-писателю, мне-человеку — я думаю о тех словах, что мне хотелось бы сказать ему. О словах смерти, о словах любви. В воде лежат палые листья, монеты и солнце. Я вспоминаю свою прошлогоднюю влюбленность и то, как он с прононсом говорил «Элиза-бэт» — теперь все жито, и он дома, в Париже в своей консерватории со своими учениками, а я здесь, я в сладком «здесь». Я вспоминаю о своей болезни, впивающейся мне в рассудок и расщепляющей его на десятки этих «Элиза-бэт».
Я думаю о том, что я рассказала бы об этом Иерофанту. О том, что нет никаких мы. Нет никаких других «я», множественных «я», «я» с тысячью личин и лиц. Есть только я, одна. И есть ты, тоже лишь один. И это уже бесконечно много. И это все, что только есть.



@музыка: Enya - Wild Child

@настроение: еще я желаю всем Колина Фарелла в новом году!

@темы: limelight, All I can do is be me, whoever that is, Memory of a free festival, hipster-style, My Private Mulholland Drive

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов

@музыка: пятая симфония Сибелиуса.

@настроение: а за окошком еще снег.

@темы: Christoph Waltz, cinematographe, Красата.

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
Нежность к мертвым.

— Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть, — говорит Антон Павлович и смачно зевает.
— Антоша, как я вас понимаю! — Всплескивая я руками и почти что случайно расплескиваю на себя кипяток из чашки.
— Ну и дуреха ты, Лиза, — качает головой Антон Павлович и принимается исчезать.
— А вы — человек без селезенки! — Обвинительно кричу ему я, — ну куда же вы! Не оставляйте меня одну, ну, пожалуйста.
Антон Чехов бесследно исчезает, и я остаюсь совсем одна в своей крохотной кухоньке.
Предупреждая твой вопрос «Как ты?», я напишу прямо здесь, что я… я теряюсь в собственных состояниях — порой беспомощно, порой непослушно, порой героически — иногда — иногда я плачу без повода — а иной просто злой лук режет мне глаза — стоит мне лечь в постель — два с половиной часа сна в день — я лежу и слушаю свое ошалевшее сердце — оно стучит слишком громко и слишком быстро, чтобы я смогла (наконец-то, наконец-то, наконец-то) отключиться. Иногда становится так тревожно, что я просто ношусь взад-вперед по квартире. Иногда становится так одиноко, что я, как подстреленная, падаю на кровать и долго всхлипываю в рукав халата. Иногда становится так злостно и яростно, что я со всей дури ударяю каблуком по вентиляционной шахте двенадцатого этажа университета, и та звонко ломается. Но ни разу, слышите, ни разу, я не могла нащупать ту заскорузлую пустоту, которая раньше обвивала мои ребра, мою грудную клетку, мои мозговые извилины, меня… Нет, нет, ни разу.
Но все же мне неспокойно.
(Мои ночные кошмары — я смотрю им в глаза, а они плюются мокрыми поцелуями. Негодяи.)

Выдох.

читать дальше








@музыка: Вагнер - прелюдия к первому акту "Лоэнгрина"

@настроение: ---

@темы: musique, delicatessen, Семейный портрет в интерьере, All I can do is be me, whoever that is, shoeshine, hipster-style, My Private Mulholland Drive

"Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть." А. П. Чехов
текст написан на отходе от аддералла, поэтому триггер ворнинг — легкий максимализм и нелегкое самоуничижение

I.

— Mother me. Mother me. Mother me. Mother me, don’t smother me, — шептала я, в полубреду проснувшись на общажной кушетке на День Благодарения. Английский язык здесь конечно не случаен, ведь сказала я эти слова именно на английском, и до сих пор не могу придумать, как же правильно перевести эти слова — «заботься обо мне» — возможный вариант, но он не передает всей тяжести и страсти, которая содержится в глагольном использовании слова «mother». Словарь предлагает другие варианты переводы — относится по матерински; усыновлять; брать на воспитание; быть матерью; родить.
Родить — да, это мне по вкусу.
Но стоит чуть отмотать пленку назад.
Все началось накануне — моя добрая, знакомая актриса пригласила меня на праздничный обед по случаю Дня Благодарения. Я плохо переношу любые собрания, где присутствует более пяти человек и отсутствует бутылка виски, поэтому я истово начала писать всем своим знакомым, де смогут ли они составить мне компанию. В итоге, на ту вечеринку я пришла под руку с моим хорошим знакомым (я думаю, что он назвал бы нас друзьями, но я не собираюсь опускаться до такой сентиментальности), мы познакомились с ним в самом начале прошлого года, он тоже поступил на мой курс, тоже вылез из провинция (на этот раз — итальянской) и для удобства в этом тексте я назову его Э.. Безусловно, Э. — невероятно красив, именно из-за этого я и начала с ним общаться, а потом выяснилось, что дела обстоят даже хуже — Э., оказалось, умен и талантлив, и даже может цитировать Пушкина. Словом, я с самого начала нашего знакомства захотела Э. выебать, но его понятное и явное отсутствие интереса ко мне в сексуальном ключе заставило меня стать ему кем-то вроде друга, и, честно говоря, я совершенно не жалею.
Вечеринка, устроенная моей актрисой включала в себя бесконечное количество алкоголя, разговоры про Трампа (ну куда без них сейчас) и знакомство с ее бойфрендом — успешным инди-продюсером, которому мы с Э. сейчас страсть, как хотим подсунуть наши сценарии.
— Давай уже станем известными, Элизабет, — сказал он, когда мы спускались вниз по лифту, а там снаружи — морось, Манхэттан, пустые по случаю праздника улицы.
Облокотившись о лестничный парапет мы с Э. курили о крыльца. Он рассказывал о расклеивающиеся отношения с его девушкой, а я жаловалась на отсутствующую романтическую жизнь.
— Вот, когда я встречалась с моей бывшей, мы каждый день желали друг другу доброе утро и доброй ночи, и ты знаешь, мне этого чрезвычайно этого не хватает.
— А почему вы расстались?
— Потому что я ее не любила.
— А почему тогда вообще были вместе?
— Потому что я надеялась, что однажды влюблюсь в нее. И она все-таки вызывала у меня хоть какое-то, но чувство.
— Не веди себя так гордо, — произнес Э., кивнув на мою поднявшуюся вверх руку, которой я по своей нервозной, семитской привычке трясла во время разговора. Терапевт Э. — сраный гештальтист (насколько я сама поняла), и потому Э. постоянно проворачивает со мной эти мерзкие штучки, когда он принимается обсуждать каждый мой жест, каждую гримасу, а я в ответ, стоит ему начать рефлексировать произношу это твое осторожное: «И что это заставляет тебя чувствовать?».
После вечеринки Э. затащил меня к себе домой, где весь вечер он готовил для меня ужин (следуя всем указаниям из книжки рецептов его бабушки), накрывал на стол и расстилал мне постель. Кажется, я тогда честно ему сказала: «Никто физически так не заботился обо мне, как ты сейчас. Твоей будущей жене или кто там у тебя будет — очень повезет». Он ответил с самодовольным и любимым мною: «Я знаю».
Потом мы смотрели порно вместе. Потом он уложил меня у себя в комнате на кровати его отсутствующего соседа. Потом в пять утра я проснулась и оголтело шептала: «Mother me. Mother me. Mother me. Mother me, don’t smother me».
Это напомнило мне коротенький черно-белый фильм, который Э. снял, в котором он пишет письмо своей матери в Италию: я расплакалась, пока смотрела его. Это письмо его матери было таким любовным, и оно напомнило мне о том, что я никогда не смогу написать такое любовное письмо. И это жалость. Ведь, я хочу уметь писать все любовные письма. Все.

читать дальше

Почему-то мне очень нравятся эти мои фотографии.







@музыка: U2 and Sinead O'Connor - I'm Not Your Baby

@настроение: coming down, down, down.

@темы: limelight, И смутился дьявол, и увидел, как ужасно добро... (с), Семейный портрет в интерьере, All I can do is be me, whoever that is, Memory of a free festival, So we bought a pack of cigarettes and Mrs. Wagner's pies and walked off to look for America (c)